1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера? - Андрей М. Мелехов Страница 6

Пардон, поправлюсь: на всех фронтах. Ведь управления всех будущих фронтов уже были на тот момент созданы и занимали (или уже заняли) свои заранее оборудованные передовые КП. Скажем, бывший в то время начальником оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа И.Х. Баграмян как раз и ехал в составе штабной колонны на фронтовой командный пункт в Тарнополе в ночь с 21 на 22 июня (см. «Так начиналась война», с. 85). О своих телефонных разговорах с командующими фронтами в ночь с 21 на 22 июня 1941 года (заметим, что ВЧ-связь работала без всяких перебоев), уже находившимися на фронтовых КП до начала немецкого нападения, пишет в своих мемуарах и Г.К. Жуков (см. «Воспоминания и размышления», с. 235).

В Прибалтике вдруг отменили приказ об эвакуации семей военнослужащих, а практически все командующие округами и флотами перед началом ночного «сидения» отправились в театры, клубы и прочие заведения, где их можно было легко увидеть (в том числе и агентам немецкой разведки). О подробностях этих «культпоходов», состоявшихся вечером 21 июня 1941 года, я поговорю чуть позже. Пока же перечислю несколько характерных фактов, касающихся, в частности, Западного Особого военного округа.

М. Солонин приводит воспоминания полковника Белова – бывшего командира 10-й смешанной авиадивизии Западного ОВО (одной из трёх, разгромленных немцами в Белоруссии в первые же дни войны): «...20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС округа: привести части в боевую готовность, отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках – отозвать в части... Командиры полков получили и мой приказ: самолёты рассредоточить за границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать...» («23 июня – «День М», с. 268). Далее следует поистине сюрреалистическое продолжение истории: в 16.00 21 июня из штаба округа пришла новая шифровка. Она отменила прежний приказ о приведении частей в полную боевую готовность и об отмене отпусков. Впрочем, Белов пишет, что даже не стал доводить это распоряжение до подчинённых. Подобное игнорирование непонятных и преступных по сути приказов, отдававшихся Москвой и (поневоле) ретранслируемых штабами округов – довольно типичная реакция командиров боевых частей. Впрочем, в других частях эти приказы всё же выполняли...

Вот, например, рассказ о ситуации в 13-м бомбардировочном полку 9-й авиадивизии, базировавшейся в той же Белоруссии (45 экипажей, 51 самолёт СБ/Ар-2 и 8 Пе-2). М. Солонин цитирует воспоминания очевидцев: «С рассвета до темна эскадрильи замаскированных самолётов с подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове». И вот, в этой явно бывшей до 21 июня начеку приграничной авиачасти «...на воскресенье, 22 июня... объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали!.. Вечером в субботу, оставив за старшего начальника оператора штаба капитана Власова, командование авиаполка, многие лётчики и техники уехали к семьям в Россь» («Разгром 1941. На мирно спящих аэродромах...», с. 409).

Похожий эпизод описал и ветеран С.Ф. Долгушин. В июне 1941 года будущий Герой Советского Союза, генерал-лейтенант и начальник кафедры тактики в ВВИА им. Н.Е. Жуковского служил в 122-м истребительном авиаполку 11-й смешанной авиадивизии всё в той же Белоруссии (аэродром Новый Двор, в 17–20 км от границы). Прежде всего подчеркнём: речь вновь идёт о вполне боеготовой кадровой части ВВС. «...Самолёты И-16, которые мы в полку получали, были 27-й и 24-й серии с моторами М-62 и М-63. Буквально все они были новыми машинами, причём у каждого лётчика: 72 самолёта – 72 лётчика в полку. У всех своя машина, поэтому и налёт в часах у всех был большой, и лётная подготовка пилотов была сильной. Я начал войну, имея налёт 240 часов, и это – за 1940–1941 годы... Мы летали чуть ли не каждый день... Ведь И-16, когда им овладеешь – машина хорошая была! Догонял он и «Юнкерс-88», и «Хейнкель-111», и Ю-87, конечно, всё расстреливал. Драться, конечно, было сложнее с «мессершмиттами», но всё равно, за счёт маневренности, можно...» (там же, с. 434). Одним словом, не похоже, что С.Ф. Долгушин и его товарищи испытывали какие-либо комплексы по поводу своей «устаревшей» техники и уровня подготовки... Но теперь перейдём к описанию событий накануне войны: «...Вечером в субботу 21 июня 1941 года нас разоружили: приказали снять пушки, пулемёты, боекомплект и поместить в каптёрки. Я с ребятами своими посоветовался, и мы сняли пушки и пулемёты – мы вынуждены были. А патронные ящики оставили... Состояние такое – всё равно что голый остался... Мы спросили: «Кто такой идиотский приказ издал?! А командир полка Николаев разъяснил командирам эскадрилий (а те, в свою очередь, нам): «Это приказ командующего Белорусским военным округом Д.Г. Павлова». Накануне тот приезжал на наш аэродром вместе с командующим ВВС округа генерал-майором И.И. Копцом...» (там же).

М. Солонин обращает внимание на то, что издать столь необычный (если не сказать преступный) приказ командованию округа «помогли» неожиданно появившиеся товарищи из столицы: «...Перед этим была у нас комиссия из Москвы, прилетели они на Ли-2. Он так и стоял на аэродроме – немцы в первую очередь его сожгли, а они на машине уехали... Возглавлял её полковник, начальник оперативного управления ВВС. Ещё был М.Н. Якушин, который в Испании воевал. Он был инспектором ВВС...». С чего бы это, – задаёт вполне резонный вопрос М. Солонин, – в одном, ничем не примечательном строевом авиаполку собралось столько высшего авиационного начальства?» (там же). О том, что сами Павлов с Копцом никогда бы не отдали подобный приказ, говорит и то, что, как уже упоминалось выше, «20 июня 1941 года командиры авиационных соединений в связи с угрожающей обстановкой на границе получили распоряжение генерала Копец: «Привести части в боевую готовность. Отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках отозвать». Но уже 21 июня, – подчёркивает историк Р. Иринархов, – это распоряжение было отменено...» («1941. Пропущенный удар», с. 99).

Игорь Бунич сообщает, что все эти странные мероприятия осуществлялись согласно приказу, полученному из Москвы заранее – ещё 16 июня: «16 июня во все округа поступила совершенно неожиданная директива. В пятницу 20 июня и в субботу 21 июня разрешалось отпустить личный состав в увольнение. Офицеров – до утра понедельника 23 июня. С четверга 19 июня и до 23 июня в авиачастях разрешалось произвести 25-часовые регламентные работы, в танковых и артиллерийских частях – парковые дни» («Роковой просчёт Сталина», с. 812). К сожалению, И. Бунич в свойственной ему манере не упоминает конкретный источник данной информации, а потому я пока отношусь к ней с известной долей осторожности. Не говорит он и о том, какова была «разнарядка»: то есть сколько частей и в каких округах предлагалось временно превратить в небоеготовые. Любопытно отметить, что Бунич не стал «связываться» с этой «неожиданной» директивой и пытаться найти объяснение столь странным приказам Москвы, а также тому факту, что директива совершенно очевидно не касалась всех войск приграничных округов, большая часть которых наоборот приводилась в то же время в состояние повышенной боевой готовности и перебрасывалась ближе к границе.