Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков Страница 6

Уже 11 ноября 1956 года авторитетная комиссия в составе эксперта КГБ СССР Зубкова В.И., а также экспертов Управления КГБ СССР по Московской области Борисовец В.П. и Мурашевой А.Т., изучив представленные им фотографии Иванова Д.И. и Петрова А.И., составила акт за № 428, в котором, в-частности, записала:

«Установлен ряд совпадений:

— линия роста волос,

— высота лба (большая),

— выпуклость надбровных дуг,

— расположение и форма бровей,

— нависание верхних век,

— высота каемки верхней губы (малая),

— кончик носа (опущен),

— раздвоенность подбородка,

— форма и строение в ушных раковинах верхнего бордюра противозавитка, заднего бордюра и мочки.

Совпадение комплекса характерных примет у лиц, сфотографированных на снимках № 1, 2, 3 и 4, дает основание утверждать, что эти фотоснимки, являются изображениями одного и того же лица».

Получив акт экспертизы, Чуренков впервые за минувшие двое суток, которые он так и не спал, смог наконец-то почти облегченно вздохнуть. Вроде бы задержал кого надо, а не безвинного, просто похожего человека. Но почему почти… А потому, что предстояло еще опознание Петрова-Иванова двумя доставленными из Калуги свидетелями, причем, разумеется, независимо друг от друга.

В три часа дня у стены одного из кабинетов в следственном отделе Управления КГБ СССР по Московской области были выстроены в ряд четверо мужчин примерно одного роста и возраста. Среди них — подозреваемый Петров.

По указанию следователя Ландера в помещение ввели крупного мужчину лет под пятьдесят в рабочей одежде. По тому, как, завидев людей в форме (в комнате находилось еще несколько сотрудников Управления), человек мгновенно завел руки за спину, можно было безошибочно сказать, что он провел не один месяц в заключении. Так оно и было на самом деле. Бывший людиновский полицейский Александр Волосастов еще в 1944 году был осужден к десяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях и лишь два года как, отбыв срок наказания полностью, вышел на свободу.

На вопрос следователя, знает ли он кого-либо из четырех мужчин, Волосастов без колебаний указал на Петрова, опознав в нем Иванова Дмитрия Ивановича, с которым служил вместе в людиновской полиции с февраля 1942 года по август 1943 года. Он, Волосастов, присутствовал однажды при допросе, на котором Иванов и полицейские Сергей Сахаров и Василий Попов избивали пленного красноармейца.

— Да пусть правую руку разожмет, — сказал в заключение Волосастов, — у него на кисти шрам должен быть от пули…

И точно, на правой руке Петрова оказался старый, явно пулевого происхождения рубец, ранее ускользнувший от внимания сотрудников КГБ. Это было веским доказательством.

Затем в кабинет ввели мужчину много моложе — лет тридцати с небольшим, с орденом Славы и двумя нашивками за ранения на пиджаке — Ивана Титкина.

Он также без колебаний указал на Петрова, назвав его Ивановым Дмитрием Ивановичем.

На вопрос следователя, хорошо ли он знал Иванова, Титкин ответил, что знал его очень хорошо с 1938 года, сначала по учебе в школе № 1 города Людиново (хотя и учился на три класса моложе), а потом по совместной службе в полиции с апреля 1942 года по август 1943 года.

У Ивана Титкина хватило совести и воли порвать с позорной службой. В отличие от Волосастова, да и других полицаев, он сбежал к партизанам, потом вступил в Красную Армию и своею кровью искупил вину перед народом, потому и не был впоследствии судим.

После опознания Титкин добавил, что рабочий кабинет Иванова находился при штабе людиновской полиции, рядом с военкоматом, на 1-й улице Фокина, а жил он неподалеку, на 2-й улице Фокина, ходил в немецкой офицерской форме, всегда с пистолетом на поясе.

На допросе 12 ноября 1956 года, т. е. на следующий день, поняв бессмысленность дальнейшего запирательста, задержанный подтвердил следователю Ландеру, что он действительно является Ивановым Дмитрием Ивановичем, бывшим старшим следователем людиновской полиции, и заявил, что готов дать чистосердечные признательные показания.

Слово «признательные» следовало бы взять в кавычки, потому что, признав факт своей службы в полиции и вообще сотрудничества с оккупантами, Иванов полностью отрицал, что избивал и пытал арестованных, участвовал в расстрелах и т. п.

Тем самым он явно рассчитывал, что его деяния попадут под амнистию от 17 сентября 1955 на лиц, сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами, и на него тем самым не будет распространен Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам, диверсантам». Амнистия не распространялась на карателей, лиц, осужденных за убийства и истязания советских граждан.

Вот и построил Иванов свою тактику на попытке доказать, что он был всего лишь пособником оккупантов, к убийствам и истязаниям не причастный.

Об этих первых «признательных» показаниях читателю еще предстоит узнать, пока же этим и ограничимся.

Обратим только внимание читателя на два обстоятельства и просим его их запомнить: Иванов многократно подчеркивал, что он якобы спас от верной гибели многих патриотов, оказывающих содействие партизанам и подпольщикам, и всячески настаивал, что он добровольно поступил на службу в полицию в феврале 1942 года, а не в ноябре 1941 года. Казалось бы, какая разница, что дают ему эти два-три месяца. Оказывается, в этом был немаловажный смысл. Но об этом — тоже позже.

Пока что отметим, что акт экспертизы фотографий, протоколы опознания «Петрова»-Иванова двумя свидетелями — Волосастовым и Титкиным, а также признание самого одержанного позволили 12 ноября 1956 года вынести постановление о возбуждении против Иванова Дмитрия Ивановича уголовного дела по признакам, предусмотренным статьей 58–1а и ч. II статьи 72 Уголовного кодекса РСФСР, i 13 ноября вынести постановление на его арест.

Было также вынесено постановление об этапировании арестованного в Калугу для дальнейшего следствия, которое предстояло провести следственному отделу управления КГБ СССР по Калужской области.

В тот же день 13 ноября 1956 года в Москву прибыл старший следователь управления КГБ по Калужской области лейтенант Владимир Иванович Киселев. Познакомившись с первичными материалами на арестованного, поинтересовался впечатлениями Ландера о нем. Совместно обсудили гактику последующих допросов обвиняемого.

Через несколько часов Иванов был препровожден в одиночную камеру Калужской тюрьмы № 1.

* * *

Лейтенант Киселев к тому времени служил в следственном отделе управления четыре года. На работу в органы госбезопасности был направлен сразу после окончания в 1952 году Казанского юридического института. Теперь ему двадцать шесть лет. Он юрист в третьем поколении, юристами были его дед и мама. Отец — военнослужащий, участник Великой Отечественной войны.