Новиков-Прибой - Людмила Анисарова Страница 59

— Силыч! Нельзя же теперь так писать. Тебя лет через пять читать никто не будет. Надо пообразнее…

Но Алексей Силыч стоял на своём, продолжая писать просто, ясно, делая упор на содержание, увлекательность повествования».

В гости к Новиковым по вечерам часто заходил Степан Гаврилович Скиталец, личность оригинальная и колоритная. Высокого роста, худой и сумрачный, он производил впечатление сухого и замкнутого человека, а между тем был прекрасным актёром и замечательным певцом. Когда он брал в руки гусли и запевал какую-нибудь из любимых волжских песен, все присутствующие слушали его, как заворожённые.

Нежная дружба связывала семью Алексея Силыча с Егором Ефимовичем Нечаевым. Жилось Нечаеву несладко, семья была большая, в его талант не верила и не приветствовала его занятия поэзией. Тихий и очень добрый, он обычно уходил из дома поработать к кому-нибудь из друзей. Часто бывал у Новиковых. Осторожно, чтобы никому не помешать, входил в комнату, тихо здоровался и просил разрешения посидеть со своими бумагами. Он садился у окна, раскладывал на широком подоконнике свои тетради и углублялся в работу.

Но роднее и ближе всех как для самого Алексея Силыча, так и для его семьи, был Александр Сергеевич Неверов — простой, весёлый, сердечный человек. Он был по-настоящему предан литературе: занимался с начинающими писателями и поэтами, много писал сам. У него была любопытная особенность — одновременно работать над двумя-тремя произведениями.

Очень интересную характеристику дал писателям «Кузницы» один из самых заметных и авторитетных критиков того времени А. Воронский:

«Это — пролетарские писатели, так сказать, первого призыва. На их творчестве ярко сказалось и то, что они являются подлинными выходцами из пролетарской среды, и вся серьёзность и тяжесть предреволюционной обстановки.

У этих писателей есть скромность и серьёзность тона. Они не афишируют себя, не показывают на каждом шагу мандатов, не повторяют на каждом шагу: коммунизм, социальная революция, ленинизм, рабочие и т. д., не увлекаются плакатом и лозунгом, но в их вещах навсегда запечатлелось их действительное рабочее происхождение. От них по-настоящему пахнет заводом, фабрикой, кораблём, труд для них привычен и обычен. Им не надобно прикомандировываться к ткацкому станку, доменной печи и искать здесь „отрадных явлений“. Всё это — ихнее, своё, родное. Каждый из них по-своему рассказывает об этом родном».

Таков, по мнению А. Воронского, и Новиков-Прибой. «Не всё на одинаковом уровне в творчестве Новикова-Прибоя, — пишет Воронский. — Он лучше изображает море, штормы, труд и злоключения на море, он слабее в береговых темах, рассказах о любви, о женщинах и т. д. Думается, что писателю следует избегать таких выражений: „мне призывно улыбаются сочные губы“, „жар поцелуев“, „долго бушевал шквал душевного надрыва“, „слова загорелись яркими цветами“, „безумная оргия“ и т. д. Это высокопарно, истёрто и не нужно такому простому писателю, как Новиков-Прибой».

В июле 1921 года комиссар по народному образованию А. В. Луначарский послал бригаду писателей в Дальневосточную республику, в Читу, для организации издательского дела. Поехали прозаики Новиков-Прибой, Сивачёв, Гусев-Оренбургский и поэт Скиталец. И очень скоро на Дальнем Востоке начали печатать произведения этих и других московских авторов. Новиков-Прибой, никогда не упускающий случая познакомиться с новыми городами, новыми людьми, отправился в Благовещенск, где за короткое время был написан рассказ «Под южным небом».

«Под южным небом» — это короткая история любви русского матроса Петрована Силкина к знойной итальянке Терезе. История, рассказанная с необыкновенным юмором и вместе с тем полная сочувствия к наивному влюблённому, у которого «душа с якоря сорвалась». И, действительно, «сорвалась», ведь чтобы увидеть свою «сеньору», с которой свела его пьянящая южная ночь, он, лишённый за опоздание на корабль берега на целый месяц, отсидевший сутки в карцере, сбегает в «самоволку», пустившись вплавь к женщине, чей образ неотступно стоит перед его глазами. И с каждой минутой, проведённой без неё, видится она Петровану всё краше и желаннее.

Сочинённый для караульного рассказ о богатой вдове самому Силкину уже кажется правдой. И он готов зажить новой беззаботной жизнью в прекрасной и весёлой стране Италии с милой Терезой. Правда, перед тем, как прыгнуть за борт, на мгновение в его памяти всплывают «родная деревня, заброшенная среди суровой природы, покривившаяся изба, близкие лица родных». Но, отринув прошлое, Петрован Силкин устремляется вперёд, к светлому будущему, полному любви и счастья.

Берег оказался гораздо дальше, чем представлялось Петровану тогда, когда он добирался до него на шлюпке.

Верный себе, автор рассказа не упускает случая нарисовать неповторимую картину моря: