Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Дэвид Даллин Страница 59

Несмотря на то, что Фута неоднократно допрашивали в связи с делом Радо, он так его и не видел в Москве. Ему даже не сообщили, чем закончилось для Радо закрытое судебное заседание. Ни Фут, ни те, кто работал вместе с Радо, не сомневались, что он был приговорен к смерти и казнен. Было военное время, и военная коллегия, которая судила агентов НКВД и военной разведки, выносила особо строгие приговоры.

В 1947 г. его жена Элен, которая все еще считалась лояльной сталинисткой, написала Юджину Варге, известному московскому экономисту и тоже венгру, интересуясь судьбой мужа. ^[216] Через некоторое время ей официально сообщили, что Радо заключен в «исправительный трудовой лагерь» в России. Но, судя по тому, что до нее никогда не доходили письма от мужа, можно было понять, что ответ советских властей был только попыткой заставить её замолчать и предотвратить всякие откровения с её стороны. Если в этом заключались намерения Москвы, то она добилась успеха. Чтобы не усугублять положения Радо, его жена, разочарованная и уволенная из просоветской Международной федерации профсоюзов, отказалась от всяких публичных заявлений. ^[217]

Фут оставался в Москве более двух лет. Сначала он был под подозрением и, хотя жил в хорошей квартире, постоянно подвергался допросам, как у своего начальника «Веры», так и у самого Директора. Их вопросы часто говорили о том, что они плохо разбираются в иностранных делах. Суждения этих интеллектуальных вождей советской разведки и их оценка работы швейцарских агентов часто были попросту абсурдны. Шефы были уверены, что все болезни швейцарской группы объяснялись интригами британской разведки. Они считали, что англичане всеми доступными методами старались снабдить Красную Армию фальшивой информацией.

Положение Фута после бегства Радо в Каире было относительно благоприятным и продолжало улучшаться в ходе расследования. И в самом деле, доказательства его связей с британской разведкой отсутствовали, а его финансовые отчеты были приняты. Но когда, наконец, привезли Радо, в истории этих двух агентов началась самая мрачная глава — борьба не на жизнь, а на смерть. Они не встречались лицом к лицу, но сопоставлялись их заявления и взаимные обвинения, проверялись факты и счета, анализировались их сообщения за последние два года. Каждый из них знал цену ставки, и оба они были беспощадны в своих высказываниях.

«Меня никуда не вызывали, — вспоминал Фут, — но ко мне приходили многие люди, чтобы задать вопросы и обсудить политические проблемы. Казалось, что их целью было составить мнение о моей личности. Скоро я понял, как следует отвечать на их вопросы, каждый ход союзников следовало расценивать как враждебный по отношению к Советскому Союзу. Например, когда англичане подарили Сталину автомобиль, я говорил, что они сделали его таким, чтобы его можно было легко отличить от других и в случае необходимости разнести взрывом на мелкие куски».

В конце концов Фут был оправдан. Ему не сказали, что произошло с Радо. После того как с него было снято подозрение в том, что он являлся британским шпионом, к нему вдруг потеряли интерес. «Стало очевидным, — говорил он, — что раньше, когда во мне видели секретного агента Лондона, они испытывали ко мне большее уважение».

Увидев все это своими глазами и пройдя через горнило жёсткого расследования, Фут был измождён и охладел к советскому делу. Однако он понимал, что ему нелегко будет выйти из игры и одного неосторожного вопроса будет достаточно, чтобы навсегда закрыть для него все границы. Только просоветское рвение и особая преданность могли освободить его из плена. Он предложил, чтобы его снова послали агентом на Запад. Хотя это выглядело естественным, главным препятствием было то, что Фут «засветился» и его личность, отпечатки пальцев, весь облик были хорошо знакомы контрразведкам разных стран. Согласно советским правилам, такой агент не может быть использован за границей, пока не пройдет пять лет.

Именно в это время (конец 1945-го и начало 1946-го) разразился канадский скандал. Последовали массовые аресты, обвинения и отзывы агентов из-за границы. Директор и «Вера» были убраны в мае 1948 года. Когда пыль немного улеглась, пришлось использовать каждого подходящего человека, чтобы закрыть брешь. Футу, которого переподготовили для разведывательной службы за границей, сказали, что он поедет в Мексику. У него были все основания полагать, что его объектом станут Соединённые Штаты.

Попав в Берлин по пути в Западное полушарие в марте 1947 года, Фут основал временную резиденцию в советском секторе города. В августе 1947 года, после почти десятилетней службы в советской разведке, Фут перешел из Восточного в Западный Берлин и явился к англичанам.

Руководители британской разведки сначала проявили недоверие. Более двух месяцев Фута держали в одиночном заключении в Англии. Это был парадокс. Подозреваемый своими русскими коллегами в том, что он являлся британским шпионом, Фут многие годы подвергался различным проверкам и был вынужден доказывать свою искреннюю преданность советскому делу. Теперь он попал под подозрение в том, что будто бы является агентом советской разведки, действия которой направлены против Британии.

В октябре 1947 года был проведен судебный процесс над советскими шпионами военных лет в Швейцарии, на котором в качестве подсудимых были супруги Радо, Фут, Болли и оба Хамели. Ни супруги Радо, ни Фут не появились в зале суда, и на скамье подсудимых сидели только второстепенные агенты. Эдмон Хамель, который собрал передатчик и тайно работал на нем, заявил судье, что даже не знал, что именно передавал. Его спросили, с какой целью он построил коротковолновую радиостанцию. «Я страдаю синуситом, — ответил он без тени улыбки, — и построил радиоаппаратуру, чтобы вылечиться». — «Зачем же вы тогда прятали ее под полом в вашей комнате?» — «Я должен был подчиняться законам, запрещающим коротковолновые станции в Швейцарии», — последовал ответ.

Подсудимые, присутствовавшие на суде, получили короткие сроки. Эдмон Хамель — один год, его жена Ольга — семь месяцев и Маргарет Болли — десять месяцев. Радо и Фут, главные фигуры, получили заочно по пять лет.