Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев Страница 59

В удостоверение сего настоящий Декрет скреплен собственноручной подписью и приложением печати высокопреосвященнейшего и достопочтеннейшего синьора кардинала Святой Цецилии епископа Альбанского [Сфондрати] 5 марта 1616 года.

П[етрус], епископ Альбано, кардинал святой Цецилии,

Фра Францискус Магдаленус Капиферреус,

Орден проповедников, секретарь.

По поводу этой протокольной записи можно сказать следующее.

Во-первых, она объединяет события двух дней – 1 марта (собрание Конгрегации Индекса, проходившее в отсутствие папы Павла V) и 3 марта (еженедельное собрание Конгрегации святой инквизиции в присутствии Святейшего). Кардинал Сфондрати, префект Конгрегации Индекса, хотя и подписал декрет, а возможно, судя по стилистике документа, и редактировал его, на обоих заседаниях отсутствовал [474], и Беллармино вел собрание не на правах хозяина дома, а на правах самого старшего по возрасту кардинала из числа присутствовавших. Как следует из протокола, дискуссия была продолжительной (mature, то есть зрелой, по деликатной формулировке нотариуса) и, возможно, непростой.

3 марта 1616 года, в четверг, решение Конгрегации Индекса и проект соответствующего декрета были представлены Святейшему. Нет данных, что папа был ознакомлен с этими документами заранее, но такую возможность исключать нельзя. Павел V проект одобрил, о чем свидетельствует протокольная запись, сделанная 3 марта:

…и когда был представлен декрет Конгрегации Индекса <…> Святейший Отец повелел, чтобы декрет о запрещении и соответственно об изъятии этих книг был обнародован управляющим Апостольским дворцом [475].

Видимо, после этого состоялось обсуждение того, кому кроме Сфондрати надлежит подписывать декрет – Петрони или Капиферро. Это любопытная деталь. Петрони, следуя указанию Павла V, заказал в типографии объявление (avviso) и вскоре получил оттуда пробный экземпляр, который не был опубликован и в настоящее время хранится в архиве Конгрегации Индекса [476]. Петрони намеревался восстановить принятую в 1603 – 1610 годах при его предшественнике Агостино Галамини практику обнародования запретов на книги путем выпуска и последующей расклейки на улицах Рима и других городов Папской области соответствующих объявлений, подготовленных управляющим Апостольским дворцом и им подписанных. Однако Конгрегация Индекса в 1613 – 1614 годах возложила эти обязанности на секретаря этой Конгрегации. Капиферро, узнав о распоряжении Святейшего, испросил у него аудиенции и убедил понтифика, что публикация решений Индекса – дело секретаря Конгрегации Индекса, а отнюдь не управляющего Апостольским дворцом. Поэтому на опубликованном варианте декрета кроме имени кардинала Сфондрато указано также имя Капиферро, а не Петрони. Впоследствии, в 1632 году, Капиферро издал под своим именем детальный список книг, помещенных в Индекс [477].

Замечу также – это был редкий, можно сказать, уникальный случай в практике работы Конгрегации Индекса, когда все заседание было посвящено одной, да еще астрономической тематике, пусть даже в ее теологическом преломлении. Скорее всего, повестку дня предложил сам Святейший. Действительно, Беллармино, открывая 1 марта собрание, прямо сослался на то, что тема предлагается им «от имени» папы (Bellarmino proposuit nomine Sanctissimi). Кроме того, в материалах инквизиции отсутствуют какие-либо подготовительные документы к этому заседанию (скажем, заключения экспертов). Скорее всего, собрание это, которое, если судить по времени его проведения, не выказывало признаков срочного чрезвычайного сбора, тематически было все же экстраординарным и рассматривалось Павлом V как необходимое звено в начатой курией борьбе с коперниканством. И разумеется, помещение «De revolutionibus» Коперника и трактатов Фоскарини и де Цуньиги в Индекс (Index librorum prohibitorum) самым тесным образом увязывалось с увещанием Галилея.

Вместе с тем Святейший счел целесообразным не демонстрировать публично обеспокоенность курии распространением нетрадиционной космологии. И дело даже не в самой по себе нетрадиционности гелиоцентрического учения, его, если говорить точнее, соотнесенности с нехристианизированной (то есть неаристотелевой) языческой космологической традицией, пусть даже и не занимавшей доминирующей позиции [478]. Дело в том, что в богословской полемике вокруг коперниканства, как и во многих других эпизодах истории римско-католической церкви XVI – XVII веков, выявилась неоднородность теологических взглядов высшего духовенства, в силу чего католическая церковь не могла выступить в этой полемике как единое целое. В этой ситуации Павел V предпочел «разбавить» список запрещаемых прокоперниканских сочинений другими еретическими опусами, причем какими угодно, хоть «Возрождающимся шотландцем», лишь бы затушевать монотематичность декрета, придав ему видимость заурядного списка librorum prohibitorum; мол, курия ведет последовательную и целенаправленную борьбу со всеми и всяческими уклонениями от истинной веры, в том числе и с коперниканством. Словом, ничего особенного, синьоры, идет обычная плановая проверка на благонадежность (или, точнее, плановая зачистка книжных полок).

Кроме того, книга Коперника была первым стопроцентно научным трактатом, осужденным церковью и помещенным в Индекс, пусть даже с формулировкой donec corrigatur. Причем «De revolutionibus» семьдесят с лишним лет на совершенно законных основаниях свободно циркулировал по Европе. До этого в Индекс попадали книги по магии, некромантии, геомантии, астрологии и тому подобная литература, а также сочинения религиозные или философско-религиозные, в которых были обнаружены отклонения от принятой церковью христианской доктрины, и, разумеется, труды протестантов. В этих книгах могли содержаться фрагменты (иногда пространные) натурфилософского характера, но то был, как выразился Д. Хейлброн, «побочный вред (collateral damage)» [479].