Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов Страница 59

Но в планы чекистов не входила встреча полковника с его братом. Не должен был Кобылкин догадываться и о роли «Учителя». Поэтому на вокзале в Иркутске его уже встречала группа захвата. Как только Кобылкин вышел на перрон, его посадили в автомашину, которая и доставила его в Полпредство. На этом в операции «Мечтатели» была поставлена последняя точка.

Кобылкин и Переладов были арестованы, но ни в харбинских эмиграционных центрах, ни в японской военной миссии об этом не знали. И «окно» действовало, а «организация» пока еще продолжала существовать. Японская разведка не сомневалась в информации, полученной из Забайкалья – письма Кобылкина и Переладова, сообщения «Темного». Как развернулись бы дальнейшие события, какие бы указания дала Москва? Нет ответов на эти вопросы, потому что, пожалуй, впервые за все время проведения операции в четко спланированный чекистами ход событий вмешался случай.

«Темный» должен был вернуться на нашу сторону. Были оговорены сроки пребывания его в Маньчжурии и время возвращения. У «окна» его ждали Яковлев и начальник погранзаставы. Яковлев сразу же после начала функционирования «окна» получил из Иркутска строгий приказ: принимать только тех людей, о переходе которых было заранее известно. И еще одно непременное требование, которое он должен был выполнить: все перешедшие границу должны были идти по определенному маршруту до конспиративной «квартиры» под его негласным наблюдением. Оставлять их одних на советской территории он не имел права ни при каких обстоятельствах, ни при какой погоде. Эти требования неоднократно подчеркивались и на оперативных совещаниях в Полпредстве. Их четкое выполнение и предопределили ход дальнейших событий.

На этот раз границу переходили четверо: Виктор Олейников, его брат Михаил, Владимир Кустов из «Союза Нового поколения» и один из наших агентов, возвращавшийся из Маньчжурии. Яковлев и Серебряков ждали светового сигнала с той стороны. После световых вспышек и ответного сигнала Василий Тереньтевич вышел к протоке и принял группу. Вместе с «Темным» он пошел вперед к Абагайтую. И вот тут события и начали развиваться не по плану. Михаил Олейников, Кустов и агент, шедшие сзади, свернули с тропы и ушли в сторону. В Абагайтуй в назначенное время они не пришли. Прошла ночь, наступал рассвет, а «гостей» из-за кордона не было.

Двое вооруженных диверсантов могли наделать много бед, и надо было принимать срочные меры. Яковлев связался с начальником погранзаставы и вызвал наряд пограничников, потребовав самых лучших следопытов и стрелков. Уже рассвело, и след ушедшей в сторону группы отыскали быстро, но ничего нельзя было исправить. Серебрякова рядом с диверсантами на было, а агент ничего не знал об операции «Мечтатели». Поэтому, когда Михаил Олейников и Кустов увидели зеленые фуражки пограничников, они открыли огонь. Последовали ответные залпы пограничного наряда. Агент был ранен, а оба диверсанта убиты. Все это происходило недалеко от границы.

Среди местных жителей у японцев могла быть своя агентура. Могли слышать перестрелку и на той стороне. «Окно» у Абагайтуя захлопнулось.

11 июля 1935 года заместитель наркома Ягоды Прокофьев направил Сталину очередную докладную записку. В документе отмечалось, что следствием по делу арестованных японских диверсантов Кобылкина и Переладова, проведенным в Москве, установлено, что они были нелегально переброшены на советскую территорию японской военной миссией в Харбине. Кобылкин во время следствия показал, что вышел на советскую территорию по поручению секретаря миссии в Харбине для того, чтобы связаться с существующей на территории Забайкалья контрреволюционной «организацией». Японская разведка решила переключить эту «организацию» на осуществление террористических и диверсионных актов. Для этого их обоих и снабдили оружием и термитными зарядами. И конечно же, пропагандистской литературой, изданной «Братством русской правды» (БРП). Все это было изъято при аресте.

В записке подчеркивалось, что «Антисоветская» организация, для связи с которой прибыли Кобылкин и Переладов, фактически представляет небольшую группу лиц, подставленных нами специально для перехвата деятельности японской разведки в Забайкалье. То есть признавалось, что это была легеидированная разработка контрразведки Полпредства Восточно-Сибирского края.

В документе также отмечалось, что арест обоих диверсантов был произведен скрытно. Японская разведка, считая что они на свободе, перебросила 28 мая 1935 года к ним в помощь вооруженную группу из трех человек – Кустов Владимир (эмигрант, инженер, член БРП) и братья Олейниковы: Михаил и Виктор. Задержанный Виктор Олейников должен был по заданию японской военной миссии в Харбине передать письма Кобылкину и оказать ему содействие при осуществлении террористических и диверсионных актов. Его этапировали в Москву, и следствие против всех троих было продолжено.

Руководство НКВД, учитывая, что Кобылкин и Переладов являются активными агентами японской разведки и в то же время состоят членами БРП, а также то, что Кобылкин до своего выхода на советскую территорию был официальным служащим маньчжурской полиции, сочло целесообразным передать это дело в Военную Коллегию Верховного Суда СССР для слушания в открытом порядке. Прокофьев предлагал провести процесс «под углом разоблачения деятельности японских разведывательных органов на территории Маньчжоу-Гo, питающих и широко использующих участников различных белогвардейских организаций для осуществления на нашей территории террористических и диверсионных актов». Он согласовал этот вопрос с Наркоминделом, и дипломаты согласились с проведением открытого процесса, считая целесообразным проведение его в Иркутске – подальше от иностранных дипломатов и корреспондентов.

15 июля на очередном заседании опросом членов Политбюро был рассмотрен «вопрос НКВД» (пункт 30/114 – гриф «Особая папка»). Политбюро постановило: «Согласиться с передачей дела арестованных японских диверсантов Кобылкина и Переладова в Военную Коллегию Верховного Суда СССР для слушания в открытом порядке в городе Иркутске». Выписки из постановления были посланы наркому Ягоде, председателю Военной коллегии Ульриху и заместителю наркоминдела Стомонякову. Всех троих арестованных отправили обратно в Иркутск и там начали подготовку к открытому судебному процессу.

После ознакомления с этими документами возникает естественный вопрос – а была ли альтернатива? Можно ли было не арестовывать Кобылкина и Переладова, а, используя их пребывание на советской территории, организовать через них передачу дезинформации в Харбинскую военную миссию – основной центр японской военной разведки на континенте? Дать четкие ответы на эти вопросы, основанные на документах, нельзя. В распоряжении автора их нет. И ему остается строить предположения, высказывать свои версии и пытаться их обосновать.

Конечно, разработчики «Мечтателей» в Иркутске думали о создании дезинформационного канала и о том, что можно было бы передать через него за рубеж. Но в подобных серьезных вопросах решающее слово было за Москвой. Туда и обратились иркутские контрразведчики. Есть один документ, опубликованный в художественном произведении – повести «Время стрекоз». Это не ксерокопия из архива, поэтому фраза «Степень достоверности – документально» к нему не применима. Но все-таки можно его использовать. Очевидно, это письмо было отправлено в Иркутск в конце 1934 года. В нем сообщалось начальнику Управления НКВД Восточно-Сибирского края Яну Зирнису: «… В дополнение наших телеграфных указаний, подтверждаем необходимость прекращения дела „Мечтатели“, так как продолжение легенды поставило бы перед нами вопрос о том, как выполнить задание японцев о сборе военных сведений и проведении диверсий… Прекращение дела освобождает нас от необходимости давать информацию, почти на 50 процентов отвечающую действительности. При появлении на нашей территории Кобылкина и Переладова обоих арестовать».