Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб Страница 59

Это бы решило все вопросы во франкских церквях, если бы не произошел один из тех несчастных случаев, которые сейчас кажутся невозможными, но в то время воспринимались как обычное явление. Кто-то в Риме или во Франкфурте ошибся в переводе. Для Шарлеманя и его духовных лиц вместо слова «почитание» было написано слово «поклонение». Соответственно всем им представлялось, что Никейский собор и сам папа Адриан велели поклоняться всем святым символам. Шарлемань моментально пришел в ярость. Ему показалось, что это возврат к язычеству. Мог ли деревянный придорожный крест быть подобием Всемогущего Господа?

– Образы святых не должны уничтожаться, – бушевал он, – но им не должны поклоняться!

Теодульф с этим согласился, и Алкуин, вернувшийся к тому времени из Англии, был вынужден признать, что Никейский собор и папа римский ошиблись. Вместе с тем гнев Шарлеманя имел далеко идущие последствия. Король считал византийцев ловкачами в религии и думал, что папа Адриан унижает перед ними свое достоинство; Шарлемань в 794 году создавал свой собственный совет во Франкфурте, чтобы обсудить этот жгучий вопрос об образах святых и Бога. От совета он потребовал ясного ответа и получил то, что хотел. Его священники презрели и осудили поклонение изображениям святых. Поклоняться можно было только Святой Троице.

Кроме того, король вместе со своими учеными собратьями записал свое мнение в «Книгах Каролингов». И тотчас же Шарлемань – благодаря неправильному переводу одного слова – утвердил свой собственный рескрипт ответственности: «Получив от Господа нашего, в лоне святой церкви, власть в нашем королевстве…»

Под этим заявлением король франков подразумевал именно то, что сказал. Он правил своим королевством и в качестве главы церкви. Прежде всего он возлагал на себя ответственность священника, несущего слово Божье своему народу. И в обстановке тех лет его духовенству, возможно, показалось, что и Рим, и Константинополь совершили ошибку. Шарлемань полагал, что его вере бросили вызов. Подобно Мартину Лютеру, вождю Реформации, он мог бы сказать: «На том стою и не могу иначе».

Как и Лютер, Шарлемань за подтверждением обратился к Священному Писанию. Указы, изложенные в «Книгах Каролингов», возможно, были сформулированы Алкуином, но звучали очень похоже на эдикты самого Шарлеманя: «…епископы должны понимать молитвы, которые они произносят во время мессы… они должны понимать молитву Богу и уметь объяснить ее значение… Также они не должны читать вслух никаких фальшивых письмен или лживых писаний… или они приведут людей к ереси… также они не должны позволять священникам учить людей своим собственным воображаемым мыслям, а не тому, о чем говорится в Священном Писании».

Этот призыв к духовенству, в свою очередь, привел упрямого Арнульфинга к открытому столкновению с бытовавшей в то время ересью в Испании. Там христиане на отрогах северных Пиренейских гор соприкоснулись с идеями мусульманских и иудейских книжников. Эти ученые развивали собственное независимое учение. Один из них, Феликс, епископ из Ургеля, оспаривал принцип Святой Троицы, утверждая, что человек по имени Иисус был просто приемным сыном Бога. Будучи честным человеком, Феликс рьяно проповедовал свою веру в усыновление, и его учение находило широкий отклик в церквях на Пиренеях. По мнению Шарлеманя, Иисус разделял божественное происхождение своего Отца. Мог ли обычный человек, даже усыновленный, принести спасение всему человечеству? Он призвал Алкуина и Теодульфа не допустить ереси и убедить Феликса в его ошибке и спешно послал Ангильберта в Рим для консультации с новым папой римским.

В общем, вышло так, что к концу столетия Шарлемань внутренне ощутил себя главным защитником церкви, тогда как преемник Адриана оставался лицом неизвестным. В то же самое время Алкуин, как и прежде, боролся с непрекращающимися проблемами веры и с несгибаемой волей своего короля.

– Я полетел в свое любимое гнездо, – говорил он, ища уединения в монастыре Святого Мартина.

Там, на берегу родной реки, разочаровавшись в своей работе аббата, он страстно желал снять с себя бремя немыслимой ответственности и обрести покой в монастырской обители. Мог ли он отыскать хоть какое-нибудь решение проблемы личности Шарлеманя и его растущей власти? Задача Алкуина, состоявшая в том, чтобы полностью отредактировать новый текст Библии, казалась выше его сил, и он написал Шарлеманю, что его мозг отказывает ему. Когда-нибудь второй Иероним или вдохновенное братство справится с этой задачей, но ему это уже не под силу.

«Не жди, когда наступит царство совершенных умов, – отвечал Шарлемань, – этого никогда не случится».

Он желал, чтобы новая Библия, четкая и ясная до последнего слова, была закончена и отдана ему в руки. Поэтому Алкуин продолжал трудиться, вникая в тексты духовных отцов, чтобы опровергнуть Феликса. Он вчитывался в древнегреческие священные книги до тех пор, пока у него не начинала разламываться голова, и тогда он ложился навзничь на свою койку и засыпал мертвым сном.

И в этот момент поступили вести из Рима, о которых никто и не помышлял.

Открытым текстом хроники 799 года сообщают, что «римляне схватили папу Льва III, выкололи ему глаза и отрезали язык. Будучи доставлен в тюрьму, он бежал ночью через стену и предал себя в руки посланников великого короля, иначе говоря, в руки аббата Вирунда и герцога Винигиса, правителя Сполето, которые в то время находились в базилике Святого Петра».

Этим событием ознаменовалось начало года великих свершений.

Для человека, который поклялся защищать свой народ от внешних врагов и укреплять его веру внутри страны, этот год принес немало беспокойства. В Испании, где Шарлемань жаждал с корнем выкорчевать веру в усыновление Иисуса, франки неожиданно потерпели поражение на море, когда арабские пираты хлынули на Балеарские острова. Волна страха и беспокойства охватила все подвластные Шарлеманю прибрежные земли, включая Бретань и противоположный берег Эльбы. Двое из «государственных посланцев» были убиты.

С Восточной марки пришли еще худшие вести. «Двое из вождей франков погибли, – повествует Эйнгард. – В городе на побережье (неподалеку от Фьюма) Эрик, герцог Фриульский, был убит в результате предательства. И Герольд, правитель Баварии, встретил свою смерть, разъезжая взад и вперед перед своими воинами, готовясь к сражению с гуннами».

Шарлемань очень сильно горевал по поводу гибели своего шурина Герольда. Но особенно остро он переживал смерть непобедимого Эрика, разгромившего аваров. Эрик всегда возил с собой небольшую книжку «Сборник проповедей», написанную рукой набожного Павлина, которая должна была хранить христианина на полях сражений. Все свое здоровье Эрик жертвовал на богоугодные дела; он не заботился о собственной безопасности. «Эти храбрые мужи, – говорил Шарлемань, – раздвигали и охраняли границы христианских владений».

Кто должен был занять их место? Шарлеманю нужно было самому ехать на Восточную марку. Но в своем лагере в Падерборне он наблюдал за дорогами, по которым саксонских дворян вели к их новому месту жительства в страну франков, а колонисты-франки переселялись на земли саксов. Его сын Карл переправился через Эльбу, чтобы покорить западных славян. Разве мог Шарлемань в такое время покинуть Саксонию?