Вангол - Владимир Прасолов Страница 59

— Держи ворюгу!

— Бей его! — слышал он голоса разъярённых людей, и его били, пинали и топтали ногами люди.

Он не чувствовал боли, ему было обидно, что затоптали ногами рыбину, которую он украл, и никому до неё не было дела. Он лежал на земле и смотрел, как рыбина, втоптанная в снег, смотрит на него остекленевшими глазами. И ему её было жалко. Больше в жизни ему не было жалко никого. Его бросили бить, когда кровь из разбитого носа брызнула на снег и кто-то истошно заорал:

— Убили мальца!

В секунды около него образовалась пустота. Он подполз и вытащил из снега рыбу. Так, в крови, с рыбой в руках, его и забрали чекисты. Потом был детдом, из которого он бежал, его ловили, он снова бежал, пока не встретил на своём пути Сивого. Сивый, местный вор, приютил шустрого пацана, пригрел его и навсегда определил его место в этом мире. Когда Остап вырос, он уже был авторитетным вором и вскоре заменил Сивого в банде, промышлявшей в Ростове и его окрестностях. Именно Сивый научил его думать, именно он научил его не попадаться и всегда выходить сухим из воды. Именно он приучил его не оставлять ни следов, ни свидетелей. Он был его учителем. Однако, когда назрела необходимость, именно Остап зарезал Сивого, ловко подставив одного из претендентов на его «престол». Ему не было тогда и двадцати, но выглядел он далеко за тридцать, и это устраивало его. Вот и сейчас по всем ментовским документам ему было за пятьдесят, хотя не было ещё и сорока. Неохота умирать, думалось Остапу. Жизнь, вот она, близко, как тот берег. Да как до неё добраться? Его мозг лихорадочно работал. Всю ночь он двигался, согреваясь, и с первыми рассветными лучами всё-таки попытался подняться по скале наверх. В очередной раз сорвавшись, сильно ушиб колено и оставил эти попытки. Вариантов не оставалось, ещё день-два — и верная смерть от холода и голода. Остап с тоской посмотрел вверх по течению и вдруг что-то заметил в волнах. Это было дерево, которое тащило течением. Остап быстро разделся, собрал всю одежду в узел, ремнём затянул его и захлестнул на руке. Как только корневище сосны поравнялось с местом, где стоял Остап, он бросился в воду. Пятнадцать или двадцать метров до спасительной лесины он преодолел на одном дыхании и схватился за скользкие, обломанные ветви. Холод сковал тело, лесину быстро несло течением, и Остап намертво вцепился в неё, боясь соскользнуть. Приближались камни, шивера гудела ровным гулом. Корневище сосны ударилось в камень, и, крутясь в воде, лесина стала разворачиваться поперёк течения. В какой-то момент Остап успел хватануть воздух, но под водой его бросило и ударило о камни, оторвав от спасительного ствола. Почти потеряв сознание, он всё-таки всплыл на поверхность, увлекаемый течением, стал подгребать к берегу. Быстро приближались новые камни, где высокими бурунами вздыбливались целые валы воды. Остап что есть мочи поплыл к берегу. Он успел. Он выбрался на берег. Он был в одних трусах, узел с одеждой сорвало с руки, но он был на берегу, который зеленел свежей травой и шумел молодыми берёзками и лиственницами. Остап выполз на горячий песок, небольшой полосой окаймлявший берег. Полуденное солнце согревало его тело, и он, раскинувшись, с блаженством впитывал его лучи. Но это продолжалось совсем недолго. Сначала несколько, а потом сотни или тысячи комаров облаком зависли над Остапом, нещадно впиваясь в его беззащитное тело. Единственным спасением от них была река, куда доведённый до отчаяния Остап неоднократно бросался, но вода была настолько холодна, что больше минуты в ней высидеть было нельзя, и он выскакивал из неё, бежал по берегу, согреваясь и хоть как-то спасаясь от кровожадной мелкой нечисти. Он уставал и падал, зарываясь, если было где, в песок. К вечеру, без сил и желания двигаться, он лежал на берегу, закопавшись в тёплый песок, и уже не реагировал на укусы комаров и мошки, лишь изредка отхаркивал попадавших в глотку насекомых. Его лицо опухло от укусов, и глаза почти не открывались, израненные камнями ступни кровоточили, но Остап перестал чувствовать боль. Ему вдруг стало хорошо и весело. Он сел на песке и расхохотался. Он хохотал, и слёзы текли из узких прорезей его отёкших век. Он закатывался от смеха и катался по берегу, хватаясь за живот. В наступающей темноте его хохот, отражаясь от скал, далеко разносился по реке. Он хохотал до тех пор, пока не потерял голос, и теперь уже только шипел и дребезжал, как переполненный паром, кипящий на плите чайник.

Несколько суток Вангол ехал на оленях на северо-восток, ориентируясь по приметам, рассказанным Петром, пока не почувствовал запахи человеческого жилья. Он не стал заходить в посёлок, а двинулся в сторону пастбищ, по которым бродили колхозные стада оленей, опекаемых оленеводами. Одним из них был родич Андреева, которого Ванголу необходимо было найти. Ванголу повезло, первое же стойбище, к которому его привели следы кочевья, оказалось стойбищем Василия Андреева, родича Петра. Отказавшись остановиться и погостить у гостеприимного оленевода, после недолгих бесед Вангол пешком двинулся дальше. На второй день он вышел к месту впадения в реку Чару одного из её многочисленных притоков. В укромном месте на берегу его ждала купленная им у Василия длинная, с приподнятым носом, эвенкийская лодка. Вангол уверенно оттолкнулся от берега. Василий рассказал Ванголу, что около десяти дней назад один из эвенков видел, как течением пронесло остатки орочонской долблёнки. Это было значительно выше Усть-Жуя. Поэтому Вангол был уверен, что если Остап уцелел, то он на Чаре, где-то выше по течению. Добраться туда против течения было сложно и тяжело, но Вангол, ловко работая где шестом, где вёслами, медленно, но уверенно поднимался по реке. Почти четырёхметровая лодка, сделанная из сухих, тонких еловых досок, была удивительно легка и послушна в управлении. В некоторых местах Ванголу приходилось идти по берегу, на длинной бечеве протаскивая лодку через мелкие стремнины. В некоторых приходилось лодку нести на плечах, обходя по берегу небольшие водопады и сливы. День за днём, в упорной борьбе с рекой, он всё выше поднимался по течению, ни разу не заметив каких-либо признаков человеческого присутствия. Однажды ему показалось, что он услышал какой-то вопль. Это был нечеловеческий крик, но и ни одно из известных Ванголу животных таких звуков не издавало. В этом месте течение было сильным, и Вангол брёл по берегу, ведя лодку на бечеве. Что-то насторожило его, он приостановился, почувствовав на противоположном берегу реки какое-то движение. Только благодаря своему удивительному зрению он разглядел небольшое тёмное отверстие в обрывистом песчанике и еле заметную тропу, ведущую к нему. Вангол спрятал лодку и через полчаса наблюдения увидел, как из отверстия показалась заросшая лохматая голова, на небольшую площадку перед норой вылез человек. Он был абсолютно гол, лишь какие-то лохмотья болтались на его бёдрах. Человек при сел на корточки и, размахивая руками, стал что-то говорить. Вангол пытался услышать, но расстояние было большим, и шум недалёкой шиверы мешал. Через какое-то время человек поднялся и, сложив руки за спиной, понуро склонив голову, спустился по тропе к воде. Как будто выполняя какие-то команды, он остановился на берегу у воды, какое-то время стоял, а затем бросился к воде и, упав на колени, долго и жадно пил. Затем, словно кто-то приказал ему снова, встал и, сложив руки за спиной, побрёл к спускавшемуся к воде редкому березняку. Вангол хорошо разглядел его худое, покрытое коростой и грязью, измождённое тело. Спустив на воду лодку, Вангол быстро переплыл на берег, где в лесу добывал себе пищу Остап. В том, что это был именно он, Вангол не сомневался. Течение снесло Вангола несколько ниже места, где была нора. Оставив лодку, взяв с собой только лук и стрелы, открыто пошёл по берегу. Не доходя до норы Остапа пару десятков метров, Вангол на берегу собрал валежник и разжёг костёр. Он сел у костра и стал ждать. Пламя жадно лизало сухие ветви, лёгкий ветер стелил дымок над водой и уносил куда-то вдаль сиреневым туманом. Вангол сидел неподвижно, но чувствовал и слышал каждое движение и шорох в пространстве вокруг себя. Он чувствовал, как Остап сначала затаился в лесу, а затем стал осторожно приближаться. Крался ползком, как дикий зверь, останавливаясь и принюхиваясь, вжимаясь в мох и извиваясь, как ящерица. Вангол чувствовал на себе его взгляд и знал, что Остап уже в нескольких метрах, вот-вот бросится. Приторно-гадкий запах исходил от этого человека, Вангол вспомнил этот запах, перед глазами предстало истерзанное тело Тинги. Вангол, не вставая на ноги, резко повернулся на месте в сторону изготовившегося к броску Остапа. В пяти-шести метрах с зажатой в руке остро заточенной костью какого-то животного застыл от неожиданности Остап. Лук Вангола лежал на земле, колчан со стрелами за спиной, и нож оставался в ножнах на поясе. Вангол просто смотрел на Остапа. Остап, ещё секунды назад готовый кинуться на Вангола, вдруг как-то сник. Выронил из руки своё оружие и, опустившись на четвереньки, пополз к Ванголу. Из его глотки вырывались какие-то звуки, похожие на стоны или рыдания. Он мотал низко опущенной головой и полз к Ванголу.