Индокитай. Пепел четырех войн - Михаил Ильинский Страница 58

…Американская агрессия продолжалась. Бомбардировщики «В-52» разрушали города и селения Северного Вьетнама, напалмом выжигали нивы, засыпали джунгли, поля, деревни отравляющими химическими веществами. В центральных районах страны, где неподалеку от океанского побережья, в провинции Куангнам-Дананг, затерялось родное селение Бонга, были созданы интервентами так называемые «зоны выжженной земли». Несколько северное Куангнам-Дананга колючая проволока и минные поля «линии Маккамары», проходившей по южной части демилитаризованной зоны, по замыслам вашингтонских стратегов, должны были увековечить раздел Вьетнама…

Здесь, у 17-й параллели, высвобожденных районах Южного Вьетнама состоялась наша неожиданная встреча. Главный редактор газеты «Освобожденный Куангчи» Ле Нием (тот самый, что работал в Виньлине в 60-х годах) разостлал циновку у самой обочины дороги, вытащил солдатский кисет.

«Перекурим, пока не подъедет Чан Хиеу Минь», – предложил он.

Мне было известно имя этого человека по репортажам и рассказам, печатавшимся в газетах и журналах, выходивших на Юге Вьетнама. Он писал о том, как в боях закалялись кадры революционеров, партизан, солдат Народно-освободительной армии, всех борцов за единство Вьетнама.

Рядом, обдав нас красной дорожной пылью, затормозил старенький, с продырявленными крыльями фронтовой джип. Дверцы распахнулись, и из автомашины выскочили трое молодых военных, затем вылез человек в штатском. На нем был клетчатый партизанский шарф, а на голове – яркая, я бы сказал, ковбойская шляпа. Все четверо спустились к реке, с наслаждением ополоснули руки и лицо.

– Вот он и приехал! Сейчас я тебя познакомлю с Чан Хиеу Минем, – улыбаясь, сказал Ле Нием. – Остроумнейший и добрейшей души человек, прекрасный собеседник, великолепный психолог и знаток обычаев Севера, Центра и Юга Вьетнама, – наблюдая за поднимавшимися по крутому склону людьми, говорил Ле Нием. – Он совсем недавно вернулся из Сайгона и расскажет тебе о происходящих там событиях. Он – человек «с места». И не такой уж простой…

Через несколько секунд военные и человек в штатском уже стояли на дороге с Ле Ниемом. Затем после традиционных приветствий настал и мой черед. Передо мной был… Нгуен Ван Бонг!..

«О том, что у одного человека два имени, ты сможешь написать лишь после войны, после нашей победы. А пока во Вьетнаме есть два писателя: Бонг – на Севере и Минь – на Юге! Запомни это!» – сказал он мне. И в глазах его вновь заиграла столь знакомая мне озорная веселость. (Ныне Бонг тяжело болен. Практически потерял зрение.)

Мы проговорили всю ночь. Огромная луна заливала землю таким ярким светом, что казалось, я могу различить каждую морщинку, появившуюся на лице друга после нашей последней встречи. Но все тот же прищур глаз, те же непокорные жесткие волосы, та же красочная речь. Он рассказывал мне о своей жизни среди партизан и подпольщиков, о рейдах в Сайгон, о потерях боевых друзей и обретении новых товарищей – верных бойцов революции. Утром мы простились, и Бонг протянул мне небольшую книжечку, на которой была надпись: «Другу и брату».

Он уехал, красная пыль клубилась из-под колес джипа. В тот же день я прочел его книгу «Вот он, наш Сайгон!». В очерках о патриотах, бойцах сайгонского подполья писатель словно утверждал мысль о неизбежности победы и освобождения Сайгона. Впрочем, до полного освобождения Юга ему предстояло еще жить, сражаться и писать в течение нескольких, лет.