Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский Страница 58

– Трах-тарарах! – Первые комья промерзшей земли взлетели вверх.

Затрещали штабеля ящиков.

– Тревога! – на КП бьют в рельс. Я спрыгиваю в окоп у бункера Гущина. Над головой пронзительно тарахтит ДШК. Вдруг удар. Земля, смешанная со снегом, обрушилась на расчет. Ствол пулемета свалился на поребрик огневой.

– Гущин, вы живы?

Он мне что-то говорит, но из-за грохота ничего не слышно. Он машет рукой: все в порядке. Сошник пулемета выскочил из-под скоб. В считанные секунды пулемет водворен на место и снова тарахтит. С плеч и с воротника я сбрасываю грязь. Шпала из бункера от удара выехала и теперь торчит над моей головой. Заход за заходом. Летят низко, угловые скорости большие, прицельность огня плохая. Отважные девчата Графская и Антонова только успевают встречать один самолет и провожать другой. Только каски мелькают. Сколько длился этот кошмар? Наверно, всю жизнь. В последних заходах застрекотали скорострельные пулеметы, стервятники решили пройтись по нашим головам. Отбомбились и ушли на север, ушли семеркой. Последний заметно отстал, оставляя за собой черный шлейф. К своим тянет, за передний край. Да, для такой станции девять стволов явно маловато.

Только стихло над станцией, как на переезде заурчал мотор. Это Люба с боеприпасами. С ней в кабине начальник штаба Гришин. Все это время они пролежали в кювете за станцией и выжидали. Гришин спрыгнул с машины и к нам на огневые торопится. Поздоровался, видит, солдаты потные и грязные, среди горячих гильз лежат. Мне приказ отдает:

– Ступай к пехоте, узнай, где сел самолет. Принеси заводской номер.

Пошел я к переднему краю к пехоте один, карты нет, только компас да револьвер сбоку. Поставил его на боевой взвод. Сначала дорога шла прямо, потом пошла в сторону. Свернул на протоптанную тропу. Идти тяжело, ноги проваливаются. Среди лесной тишины редкие звуки: фью! звеньк! – шальные пули залетают. Снова дорога, другая. На дороге танк Т-34 стоит.

Солдат с гаечным ключом по железному телу, как жук, ползает.

– Привет, братишка! Случайно не видел горящего самолета?

– Как же, видел, над озером прошел, в дыму был. Ты, лейтенант, этой дорогой не ходи, она прямо к немцам ведет. Видишь, как меня разделали?

Посмотри!

– А где пехотинцы?

– Они справа, за озером. А здесь только мы.

Смотреть, как разделали немцы наш танк, у меня времени не было. И я поспешил напрямую через лес. Перелезал сугробы, обходил завалы. Сухие ветки предательски трещали под ногами на весь лес. Стало совсем темно, когда появились очертания дома. Обошел дом, постучал. Двери открыл старик. Я устроился на полу, подстелив старый кожух, и сразу заснул. Утром проснулся, осмотрелся. Хатенка малая. За столом девчушка лет тринадцати смотрится в зеркало и ленточками себя украшает. Девочка красивая, черноволосая, как цыганка. Как все здесь близко: смерть и ленточки.

– Живу вот с младшей, – поведал старик, – старшая с танкистом на танке уехала. Отговаривал, не послушалась. Теперь с ним вместе воюет.

Несколько хат у дороги. Все пустые. Одна снарядом разворочена. На дороге оживление. Идет группа солдат: у кого рука, у кого голова в бинтах, у других шинели внакидку.

– Вчера над нами прошел ихний самолет, да взорвался тама, ажно лес полон дыму был, – говорил старый усатый солдат, рука на перевязи.

Остальные головами кивали. Видели, видели!

Вернулся я в свою роту и доложил обо всем начальнику штаба по телефону.

Над зеркалом воды

Прорвав оборону противника, наши войска продвинулись вперед километров на двести, образовав мешок. В горловине мешка Припять, протекающая в большой широкой пойме. Вот сюда и нагрянули строители возводить временную железнодорожную переправу-однопутку.

Нашу роту срочно передислоцировали с Калинковичей сюда, на переправу, тут до Мозыря рукой подать, километров пять будет, там разместился штаб нашего батальона.

Переправа растет на глазах. Длина с насыпной частью 1400 метров, над зеркалом воды – километр. Работа ведется круглые сутки, ночами площадка освещается прожекторами. Везут, несут, заколачивают, торопятся. Грохочут бабы, забивая сваи. Впечатление вселенскою хаоса, однако, в кажущемся хаосе просматривается четкая координация всех работ.

Спокойно и тихо над полноводной рекой. Высоко в небе, едва видимая простым глазом, висит «фокке-вульф», немецкая рама, словно любуется новостройкой.

Второй взвод лейтенанта Каганова занимает позицию слева от дороги, на косе, в зарослях ивняка. Третий взвод младшего лейтенанта, назовем его по имени Слава, справа от моста на берегу реки.

Младший лейтенант Слава высок ростом, сутуловат, с одутловатым лицом и большими круглыми, как у совы глазами. За его плечами один курс института, пришел к нам после ускоренных фронтовых курсов. Слава хорошо воспитан, начитан, остроумный и быстро со всеми сдружился. При всем при том он отличался от других болезненным честолюбием. Бывало, на ротной кухне, в ожидании своего котелка со щами, мы забивали в балду – я, Семен и Слава. Мы с Сенькой балду проглатывали, хотя радости не испытывали. Но если Славка оказывался балдой – святых выноси! Глаза его краснели, лоб покрывался испариной, подбородок начинал дрожать, и на глазах блестели слезы.

В моем окружении до войны были ребята куда талантливее его, но подобного видеть мне никогда не доводилось. Такие характеры терпимы в окружении равных, но упаси боже, попасть под власть такого начальника или командира, таких дров наломает, что мало не покажется.

Мой первый взвод располагается на старой насыпи полотна дороги, выступающей далеко вперед, врезаясь в воду. Старая насыпь возвышается над новой дорогой-переправой, как вулкан.

Справа от насыпи, внизу, на широкой отмели размещались КП роты, баня, кухня и гауптвахта. У обреза воды встали две уборные трехстенки с видом на противоположный берег, заросший лесом.

Сзади, за моими огневыми, метрах в трехстах поставили зенитно-артиллерийский бронепоезд.

На противоположном высоком берегу за переправой разместились роты зенитного полка. За ними справа и слева развернулись артиллеристы ОЗАДа. Огневых средств много. Стволы разных калибров устремлены вверх под маскировочными сетями. Прибыл и зенитно-прожекторный батальон, который стал опоясывать район переправы.

Наши старшины – гордость роты. Старшина роты Алексей Глушков, мудрый наставник, прошел всю финскую кампанию, затем с 1941 года участвовал в тяжелых боях, был серьезно ранен. Ему хотели ампутировать руку, но он отказался, решил скорее умереть, чем остаться без руки. К его счастью в госпитале работал Богораз, гениальный хирург, врач-легенда. Он сделал ему сложнейшую операцию, переставил его же кости и спас ему руку. Помкомвзвода у Каганова, старшина Николай Кузьменко, старослужащий, с первых дней войны на фронте, неутомимый труженик, единолично возвел укрепление огневой «ласточкино гнездо», чем спас жизнь всему пулеметному расчету. Жил и работал по уму.