Царь Соломон - Петр Люкимсон Страница 58

Но вместе с тем на текст «Песни песней» можно посмотреть совершенно иначе, на нечто куда большее, чем «просто» гениальную поэму — так, как на протяжении вот уже как минимум двух тысячелетий смотрят на него еврейские и некоторые христианские мистики.

***

«Когда строительство Святого Храма было завершено и небесные и земные сферы, наконец, объединились в одно целое, тогда вдохновение пришло к царю Шломо и он создал Песнь Песней. Священный Храм был повторением небесного Святого Храма. С самого дня сотворения мира не было веселья большего на земле пред лицом Всевышнего, да святится Его имя, чем в тот день, когда был построен Святой Храм на Земле», — говорит книга «Зоар», основа основ каббалы — еврейского мистического учения.

Итак, согласно традиционному еврейскому взгляду, «Песнь песней» была написана в день завершения строительства Храма; она — порождение того восторга, который испытал царь Соломон, увидев, чем завершилось его начинание. И величие этой песни было достойно величия Храма.

Столп талмудической учености, рабби Акива идет еще дальше: он утверждает, что день тот был велик именно созданием «Песни песней», а не завершением строительства Храма, то есть ставит «Песнь песней» выше Храма! Сама эта позиция проистекает из глубокого убеждения еврейских мистиков, что «Песнь песней» ни в коем случае нельзя понимать буквально, как поэму о земной любви мужчины и женщины. Каждое ее слово, с этой точки зрения, исполнено глубочайшего мистического смысла, каждое ее слово пронизано высшей святостью. Общий смысл «Песни песней» отражает взаимоотношения между еврейским народом и Богом, которые изначально уподоблялись отношению между мужем и женой, а сам завет еврейского народа с Всевышним — брачному договору.

Вот как разъяснял такую трактовку «Песни песней» замечательный русский писатель Василий Розанов: «Иегова есть „супруг Израиля“, когда-то давший ему, как жених, в „вено“ землю Ханаанскую и затем все время мучивший „невесту и жену“ приступами яростного ревнования. В этом суть всех пророчеств, сплетающих нежность ласк и обещаний с угрозами за возможную измену… „Давала мять сосцы свои чужеплеменникам“; „раскидывала ноги по дорогам и блудила, а не была со Мною“… Весь пресловутый „моно-теизм“ евреев есть „едино-мужие“, верность „одному мужу“, какою Авраам поклялся при завете Богу за себя и за потомство („семя“) свое…

В этом — смысл тысячи слов, обещаний, нежности. Или — гремящих, невероятных угроз, „если будут мять сосцы у тебя другие“ (то есть не „Аз, Бог твой“). В этом отношении „Песнь песней“ есть символ или иносказание любви Божьей к человеку, любви человека к Богу… В „Песни песней“ говорится о Соломоне и Суламифи; в то же время тут говорится о каждом израильтянине и израильтянке; это книга постоянного семейного чтения в собрании всей семьи, в вечер с пятницы на субботу, в то же время это и песнь о завете между Богом и человеком. Светы переливаются, тени волнуются, сумрак сходит на землю: лица неразличимы, очерк фигур неясен… Да и не нужно, не хочется этого. Но восточные ноздри широко раскрыты, нервные, восприимчивые, утонченно чувствующие: все „говорится“ ароматом, и даже шепот, неясный, мглистый, невнятный — почти ненужное здесь дополнение. „Кто тут? Я ли, мы ли? Соломон, Суламифь? Или Бог и Царица-Саббатон ныне в субботу сходятся в каждую еврейскую хижину? Вежды слипаются, разум неясен… и не хочется различить. Не хочется ответить… Все — слилось, и все — едино… Единое в Едином, одна для одного, один для одной“. „Монотеизм“, — шепчут ученые. „Не проходите мимо, не вспугните любовь“, — поправляет „Песнь песней“.

Только раз удалось это человечеству… И нельзя поправить, нельзя переиначить ничего в „Песни песней“… Пусть же поется она, вечная, без переложений и без подражаний…» ^[129]

Насчет «книги постоянного семейного чтения» Василий Розанов, конечно, несколько погорячился, но в целом написанное им, безусловно, верно. В ряде еврейских общин принято читать «Песнь песней» в синагоге накануне субботы, причем начало и окончание ее чтения сопровождается специальными благословениями, позволяющими хотя бы частично понять значение этого произведения в мировоззренческой системе иудаизма.

Вот как звучит благословение по окончании чтения:

«Властелин миров! Да будет воля Твоя Бог, Бог наш и Бог отцов наших, чтобы в заслугу „Песни песней“, которую мы прочли и которая — Святая Святых, в заслугу ее строф, в заслугу ее строк, в заслугу ее букв, в заслугу ее огласовок ^[130], в заслугу ее скрытого смысла и святых тайн, чистых и великих, что заключены в ней, да будет час этот часом милосердия; часом, когда Ты прислушиваешься и внимаешь нашим молитвам и очищаешь нас. И да предстанет перед Тобой наше чтение „Песни песней“ так, как будто познали мы все ее тайны, великие и дивные, что запечатаны и закрыты в ней; и да достигнут души наши места вечного, словно сделали мы все, что возлагалось на нас сделать в этом воплощении, и во всех других воплощениях, и во время пребывания меж мирами, и да удостоимся мы мира грядущего со всеми праведниками. И да исполнятся все пожелания сердца нашего, которые к добру, и да будет направлено сердце наше, и слова уст наших, и помыслы наши, и деяния рук наших на служение Тебе. И пошли благословение, удачу и пропитание всем делам рук наших. И возроди нас из пепла, из унижения нашего подними нас и возврати Шхину свою в Святой город Твой как можно скорее, в наши дни. Амейн!» ^[131]

Согласитесь, что с этой точки зрения весь текст «Песни песней» воспринимается иначе. Та же пятая глава вдруг начинает звучать как жалоба еврейского народа на своих притеснителей и на то, что Господь не откликается на его зов, хотя Его народ всей душой стремится к Нему: