По воле Посейдона - Гарри Тертлдав Страница 58

— Вот эту разновидность павлинов.

— Их небось покупают за сладкое пение? — предположил какой-то шутник в толпе, и его соотечественники расхохотались.

Менедем тоже рассмеялся.

— Сейчас увидите, почему их покупают, — сказал он. — Соклей…

Он помахал двоюродному брату, который уже пришел на бак. Это будет бесплатное представление, в отличие от тех, что они давали на предыдущих остановках. Но здесь они надеялись заключить сделку.

— Дамы и господа! — провозгласил Соклей, возясь с ушками и петлями клетки. — Смотрите внимательно! Итак, павлин! — Он распахнул дверцу.

Птица, однако, не желала выходить. Это вызвало новый смех в толпе. Соклей пробормотал что-то нелестное в адрес всех птиц, когда-либо вылуплявшихся из яиц.

Заботиться о павлинах всю дорогу, в конце концов не уберечь одного от прыжка в море — неудивительно, что теперь он ненавидел их кристально чистой ненавистью, которой далеко было до неприязни к птицам Менедема.

— Итак, павлин! — повторил Соклей и приготовился вытащить птицу силой.

Но, упрямый как всегда, павлин выбрал именно этот миг, чтобы выйти добровольно. А выйдя, вместо того чтобы по своему обыкновению начать носиться вокруг и всем мешать, он уставился на людей на пирсе, как актер на толпу в переполненном театре, и, подобно актеру, вовремя подающему реплику, развернул свой хвост во всю ширь.

— А-а-а-ах!

То был звук, который Менедем надеялся услышать, когда объявил, что у них есть на продажу павлин.

Немного поздновато, но все-таки он его услышал…

— Красивая птица, ничего не скажешь, но какой с нее прок? — спросил кто-то.

— Если ты красив, с тебя необязательно должен быть какой-то прок, — ответил Менедем. — Какой прок с красивой гетеры?

Шутник заговорил снова:

— Я не собираюсь заниматься этим с павлином!

Что вызвало новый взрыв смеха.

Менедему нечего было на это возразить. Но Соклей сказал:

— Город, где есть павлин, куда роскошнее города без павлина. Вам будут завидовать во всех других полисах Великой Эллады, и все местные варвары тоже будут завидовать.

Менедем боялся, что ответ получился слишком серьезным, но, похоже, люди на берегу восприняли его правильно.

— Сколько вы хотите выручить за птицу? — спросил парень, чей изношенный хитон делал его меньше всего похожим на кандидата в покупатели.

— Что ж, это стоит обсудить, — сказал Менедем лукаво. — Представь, что ты задаешь такой вопрос человеку, который купил птиц, и посмотрим, получишь ли ты честный ответ.

— Ни малейшего шанса, — признал парень угрюмо.

Менедем улыбнулся.

«Так оно и есть, — подумал он, — ни малейшего шанса. И я собираюсь воспользоваться этим на всю катушку».

* * *

Центральный район Тарента был застроен по четкому плану, разработанному Гипподамом. Дальше на запад, однако, улицы бежали как попало, и так было во всей остальной старой части города. Соклей снял дом, стоявший на границе между сетью аккуратно пересекающихся улиц и путаницей переулков.

Если бы не павлины, он бы продал товар с корабля или с прилавков на агоре, но тойкарх не хотел держать птиц в клетках дольше необходимого. К тому же павлины могли лучше продемонстрировать себя покупателям, расхаживая по двору, а не скорчившись за деревянными рейками.

— И нам тоже куда удобнее жить в доме, — сказал Менедем.

— Вот почему я его и снял, — ответил Соклей.

— Знаю. — Менедем ухмыльнулся. — Что не делает мои слова менее правдивыми.

Соклей начал было сердиться. Но, прежде чем успел разразиться тирадой, спохватился, поняв, что именно этого и ждал от него двоюродный брат.

— Разумеется, ты прав, — мягко проговорил он, и у Менедема сделался разочарованный вид. Он предложил:

— Может, надо арендовать еще и прилавок?

— Если торговля пойдет не очень хорошо, я раздобуду нам прилавок, — пообещал Соклей. — Но сейчас, я думаю, достаточно будет пройтись по агоре и дать людям знать, где мы остановились и что у нас имеется на продажу. Мы уже продали порядочно ариосского — и папируса тоже.

Менедем от души рассмеялся.

— Кажется, этот покупатель, Смиркиний, говорил, что собирается писать историю? Ты должен был взять с него обещание сделать для тебя копию после того, как он завершит свой труд.

— Я бы взял такое обещание, если бы надеялся, что он это действительно сделает, — ответил Соклей.

— Сделает что? — уточнил Менедем. — Допишет труд или снимет для тебя копию?

— И то и другое, — сказал Соклей. — Писатели — люди не слишком надежные.

Он знал, что это правда. Сколько он сам написал, в конце концов? Соклей мечтал оставить после себя труд, который соперничал бы с работами Геродота и Фукидида, но чем он занимался до сих пор? Продавал вино, шелк, павлинов и благовония.

«Я путешествую, — сказал он себе. — Геродот сначала тоже странствовал по всему свету, чтобы побольше узнать. И Фукидид путешествовал по всей Элладе, чтобы познакомиться с теми, кто сражался в разных лагерях во время Пелопоннесской войны. Если бы он не повидал столько всего и не узнал так много разных людей, от его истории не было бы никакой пользы».

Это утешило его, хотя и не слишком.

Чтобы Менедем не догадался, о чем он думает, и чтобы не погрузиться окончательно в мрачные мысли, Соклей сказал:

— Я сам пойду на рыночную площадь.

— Ты просто хочешь, чтобы я остался приглядывать за павлинами, — ответил Менедем, и это тоже было правдой.

Однако двоюродный брат тут же хлопнул Соклея по спине.

— Так иди. Я тебя не виню — ты же возился с ними всю дорогу от Родоса досюда.

* * *

От снятого Соклеем дома до агоры Тарента было всего несколько кварталов. Она лежала к югу, недалеко от моря — местные жители именовали Ионическое море Большим морем, в отличие от Маленького моря, как они называли гавань в укромной лагуне.

Кроме рыбаков, которые продавали свой улов на агоре, тут было полно горшечников, ткачей, сапожников, мастеров, которые делали сети, и прочих ремесленников, работавших в городе. А еще здесь можно было встретить торговцев из других эллинских городов и италийцев из внутренних районов страны, явившихся на рынок с шерстью, крашеными кожами, медом и остальными товарами, производившимися за пределами города.

Некоторые из покупателей тоже были италийцами. Многие из них носили туники и плащи на эллинский манер, и их невозможно было отличить от местных жителей, пока они не открывали рот и не начинали говорить с акцентом. Однако попадались и такие, которые отличались отнюдь не только своим выговором…