Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - Гюнтер Банеман Страница 58

Захваченный мной «опель» представлял собой неуклюжий громыхающий грузовик, не очень-то приспособленный для путешествия по пустыне. Я очень быстро это понял, двигаясь от Сиди-Бу-Халфайи до мартубской объездной дороги.

Я ехал на нем со скоростью пятьдесят километров в час, не включая фар. Порой мне попадалась более гладкая дорога, а иногда приходилось ехать по колее, проложенной другими машинами.

Для езды в пустыне «опель» был гораздо менее пригоден, чем английский джип, который я потерял. На ухабистой дороге он жутко подскакивал. У него был только задний привод, и это сразу же сказывалось на участках с песком. «Бедфорд» был полноприводной машиной, а его подвеска и увеличенные шины создавали некоторые удобства, во всяком случае намного превосходящие опелевские.

Вскоре я достиг мартубской трассы и с облегчением почувствовал, что дорога стала лучше. Примерно через час я миновал гробницы и могилы, в которых покоится прах древних арабских шейхов.

Слабая проходимость «опеля» заставила меня осознать, что из-за потери джипа, его груза и моих личных вещей мне придется изменить свои планы.

Без навигационных средств – компаса, карт и других приспособлений – от моего первоначального плана пересечь пустыню и выйти к озеру Чад придется отказаться. «Опель» не выдержит настоящей пустыни. Он почти наверняка завязнет в песках, а в районах, кишащих немецкими и итальянскими патрулями, это будет означать для меня верную гибель. Чтобы не столкнуться с патрулями, мне придется углубиться далеко в пустыню.

Доехав до поворота на форт Хаулан, я остановил грузовик, не зная, что делать и куда ехать дальше. К этой крепости, расположенной на вершине горы, можно было подъехать только по одной-единственной мощеной дороге. Я знал, что там стоял итальянский гарнизон.

Было бы неразумным ехать туда после моих подвигов в Эль-Уббе. Очевидно, что мне больше не удастся убедить часовых, что я немецкий солдат на официальной службе. А завтра всем станет известно, что я разъезжаю на краденом «опеле».

Не имея достаточных припасов, с неподходящим автомобилем, который невозможно заменить ни на какой другой ни силой, ни хитростью, поскольку все германские и итальянские части в Киренаике приведены теперь в состояние полной боевой готовности, я должен был выработать новый план.

Существовало два пути. Один – двигаться к ближайшей вражеской позиции на линии фронта под Тобруком за Акромой и попробовать сдаться британцам. Но это было легче сказать, чем сделать. Мне пришлось бы пройти через немецкие и итальянские позиции, с риском для жизни пробраться через наши минные поля, потом через минные поля осажденного Тобрука, британские проволочные заграждения и преодолеть множество других препятствий. Если меня не застрелят немцы или итальянцы или я не наткнусь на один из их патрулей, то оставался вполне вероятный шанс быть изрешеченным пулями австралийского автомата «Брен» или чего-нибудь другого.

Другой план заключался в том, чтобы добраться до Египта и сдаться британцам там.

Я вновь сел в «опель» и, с забитой неразрешимыми проблемами головой, направился в сторону Мартубы.

Я достиг Мартубы до заката и объехал город на большой скорости километрах в двух от него, надеясь, что никто не услышал шум мотора моего грузовика и не разглядел его.

В Мартубе находились довольно сильные немецкий и итальянский гарнизоны, базовый склад итальянских конвоев и передвижной бордель, в котором шлюхи вели роскошную жизнь «королев пустыни».

По моим сведениям, для транспортировки в «Кирена-банк» денег, которые заработали здесь проститутки, обслужив несколько тысяч солдат, потребовался не один трехтонный грузовик. Там эти деньги делили между собой высокопоставленные тыловые начальники, жившие далеко не фронтовой жизнью, поднимая бокалы за победы своих гибнущих под вражеским огнем товарищей.

Когда забрезжил рассвет, я уже далеко углубился в пустыню. Мне было пора подумать о том, где провести день.

Я миновал невысокие горы Эль-Ахдар, и теперь меня окружала настоящая пустыня, где тянувшееся до самого горизонта пространство было покрыто причудливыми песчаными волнами, которые меняли свои очертания после каждой песчаной бури, проносившейся над горячей рыхлой поверхностью.

В этом краю не было ни скал, ни сухих русел, ни единого тенистого места. Я понял, что останавливаться здесь бесполезно, поскольку днем я просто изжарюсь на солнце.

И хотя мой грузовик поднимал огромные тучи пыли, мне приходилось рисковать быть замеченным, но продолжать движение.

Часами я вглядывался в дрожащие волны жара, окаймлявшие горизонт. Я все ждал, не появится ли поблизости похожее пылевое облако, но был один на один с пустыней…

Около четырех часов пополудни, взобравшись на песчаный холм, я увидел перед собой старый пустынный форт Бир-Хакейм (Бир-Хаким).

В нескольких десятках километров отсюда находился аэродром у Эль-Адама. Я был сейчас недалеко от того места, откуда начал свой побег с Йозефом.

Я поднялся на песчаный холм, не подозревая, что Бир-Хакейм так близко, и понял, что рев мотора и огромные столбы пыли, поднимаемые моей машиной, могут быть там замечены.

Теперь было бесполезно приближаться украдкой, раз уж я полностью раскрыл себя.

Состояние глинобитных стен форта говорило о заброшенности. Медленно подъезжая к его коричневато-желтым укреплениям, похожим на укрепления средневекового замка, я не заметил в нем ни движения, ни каких-либо других признаков жизни.

Открытый проем входа, имевший когда-то массивные двойные деревянные двери, зловеще глядел на меня. Снаружи, у обвалившихся стен, торчали ржавые остовы автомашин.

На дороге, ведущей ко входу и его покрытой песком арке, не было следов машин со дня последней песчаной бури, которая засыпала песком все вокруг.

Нажав на педаль газа, отчего мотор взревел, я на большой скорости рванул к арке и, проехав под ней, ворвался на залитую солнцем площадь внутреннего двора крепости.

Остановив машину в центре, я взял автомат и огляделся, ожидая нападения.

Его не последовало. Тишина, усиленная давящей жарой, действовала на меня угнетающе. Я медленно осматривал помост, протянувшийся вдоль стены на полтора метра ниже осыпавшихся бойниц. Ни единого движения, только разруха и руины.

На одном конце площади находились бараки, в которых размещалось командование форта. Они были возведены впритык к стене и увенчаны бойницами, шедшими вдоль крыш этих строений. Темные проемы окон без рам и стекол, словно глаза мертвецов, смотрели на меня. Дверные проемы были похожи на мышеловки, ожидающие, чтобы кто-нибудь туда вошел. Везде царило полное запустение. Ни звука, ни шепота, ничего, что мог бы уловить мой напряженный слух.

На площади не было никаких свежих следов, там валялись только части разбитых орудий да выломанные спицы колеса старой итальянской полевой пушки, которые торчали в небо, словно указующие персты.