Трагедия русской церкви 1917-1953 гг. - Лев Регельсон Страница 58

В 1929–1930 гг. по всей стране начала разворачиваться новая кампания закрытия храмов и борьбы с религией. По данным советской печати, только в течение 1929 г. по России было закрыто не менее тысячи «молитвенных домов», в основном православных храмов. В период предыдущего гонения, 1922–1923 гг., насильственное разрушение религии было приостановлено под натиском мирового общественного мнения, прежде всего, западного христианства. Попытка такого сопротивления была предпринята и на этот раз. Инициатором выступил папа Пий ХI, который в начале 1930 г. обратился с призывом к верующим всего мира о «молитвенном крестовом походе» в защиту гонимой Русской церкви и религии в целом. Призыв был поддержан архиепископом Кентерберийским.

«Мы испытываем, – говорилось в папском послании, – глубочайшее волнение при мысли об ужасных и святотатственных преступлениях, которые умножаются и усиливаются с каждым днем и которые направлены как против Господа Бога, так и против душ многочисленного населения России, дорогого нашему сердцу, хотя бы уже из-за величия его страданий.

…Рост такого зверства и безбожия, поощряемый государственной властью, требует всеобщего и торжественного возмещения и ответа».

Через две недели после издания папской энциклики, митрополит Сергий под давлением властей был вынужден дать интервью представителям советской печати с категорическим отрицанием какого-либо гонения на Церковь в СССР. Через несколько дней аналогичное интервью было дано иностранным корреспондентам. Под вынужденным лжесвидетельством поставили свои подписи и все члены сергианского Синода.

Это выступление очень затруднило консолидацию западной христианской общественности в борьбе за прекращение антирелигиозных преследований в СССР. В период 1922–1923 гг. с подобным лжесвидетельством выступали обновленцы, но их мнение не было авторитетным, поскольку глава Церкви, патриарх Тихон, не только не отрицал факта гонений, но и сам был его жертвой. Теперь же митрополит Сергий рассматривался западными христианами как законный глава Церкви, и несогласие с его позицией выглядело как «вмешательство» во внутренние дела Русской церкви. За участие в молении о гонимой Русской церкви митрополит Сергий подверг запрещению в священнослужении митрополита Евлогия, возглавлявшего западноевропейские приходы Русской церкви. В ответ на это митрополит Евлогий со своим церковным управлением обратился к Вселенскому патриарху Фотию II с просьбой о временном принятии в каноническое общение, на что получил согласие. Один из членов сергианского Синода, архиепископ Филипп (Гумилевский), через некоторое время обратился с письмом к папе Пию ХI с раскаянием в своем участии в лжесвидетельстве и с благодарностью за поддержку гонимой Русской церкви. За это архиепископ Филипп был арестован (в 1933 г.) вместе с большой группой католического духовенства.

Никакими компромиссами и уступками предотвратить уничтожение Церкви митрополит Сергий не смог. Если к концу 1929 г., согласно данным, приведенным в интервью митрополита Сергия, в его подчинении было около 30 000 приходов, то через десять лет их оставалось всего несколько сотен: таков был результат двух «безбожных пятилеток» (так их назвали сами воинствующие атеисты). Между тем искоренить веру из душ русских людей гонителям не удалось. По данным переписи конца 30-х гг., более 2/3 населения заявили себя верующими. Где же молились Богу эти верующие, где собирались для совершения религиозного культа? Подавляющее большинство были просто лишены такой возможности и хранили веру только в своей душе. В то же время это был период усиления сектантства, значительно более приспособленного к выживанию в условиях тотального гонения.

В этот же период открывается одна из самых удивительных и необычных страниц в истории Русской церкви: существование части Церкви в виде «православных катакомб» – своего рода религиозного подполья. Будущим историкам Церкви еще предстоит подробно прочесть эту страницу. Тайные богослужения в деревнях, городах, лесах, лагерях; бродячие священники (под видом печников, нищих и т. п.); целая сеть нелегальной иерархии; тайные монастыри и духовные старцы – этот уникальный опыт должен стать духовным достоянием всей Церкви. Движение это было неоднородным по своему составу, его отличала неоднозначность политических позиций и многообразие путей духовного подвига и поиска: но тем более этот опыт поучителен и ценен для нас.

Сергианский синод и его «наследники» неоднократно объявляли «катакомбную Церковь» сектантской и раскольничьей, но все эти обвинения необоснованны: катакомбная Церковь имела надежную каноническую основу – и формировались эти основы в полемике с митрополитом Сергием.

В июле 1933 г. один иерарх, не указавший своего имени (предполагают, что это митрополит Иосиф) писал в адрес митрополита Сергия:

«Я считаю Вас узурпатором церковной власти и отказываюсь повиноваться административно-церковным распоряжениям Вашим и учрежденного Вами Синода.

…Вы являли правильное понимание своих полномочий и полную корректность к своему доверителю, поддерживая с ним деловые отношения. Лишившись возможности таких сношений с окончанием «дела митрополита Петра», Вы автоматически становились в положение остальных своих собратий и должны были не новый центр церковного управления утверждать, а сами обратиться и призвать остальных собратий к руководству в церковной жизни патриаршим указом 7/20 ноября 1920 г., изданным именно на случай возникновения невозможности сношений с действительным церковным центром и остающимся в составе действующего права Русской православной церкви. Если бы по силе сего указа некоторые архипастыри обратились к братскому руководству Вашему, ценя Вашу просвещенность, долголетний опыт и архипастырскую мудрость, то нельзя было бы возражать что-нибудь против такого добровольного объединения. Если бы для удобства сношений и поддержания единообразия епархиальной жизни Вы с объединившимися архипастырями учредили для своей группы нечто вроде Синода, но при этом не претендовали бы на обязательность принимаемых Вами решений для всей Русской церкви, нельзя было бы возражать и против такого учреждения. Тогда не понадобилось бы Вам обременять свою совесть обильными прещениями и запрещениями. Все, и объединившиеся под братским руководством Вашим, и замедлившие с таким объединением, по-прежнему оставались бы в каноническом и литургическом единении под затрудненным хотя, но отнюдь не утрачивающим своей реальности каноническим главенством своего первоиерарха митрополита Петра».

Митрополит Сергий не ответил на этот раз ничего…

Документ, несомненно, дошел до сведения православных архиереев и был положен в основу Канонической Позиции катакомбной Церкви. Символом этой канонической позиции было поминание за литургией только имени митрополита Петра как патриаршего местоблюстителя, но без поминания митрополита Сергия как заместителя. Поэтому в церковном народе за такими церковными группами закрепилось название «непоминающие». На деле поминание митрополита Петра выражало категорическую решимость не признавать никакого другого церковного воглавления до нового Собора или до смерти митрополита Петра. Как мы уже говорили, эта позиция закрывала путь любому узурпатору церковной власти, но она также закрывала путь к признанию нового законного местоблюстителя, каковым мог быть только один из двух иерархов: митрополит Агафангел и митрополит Кирилл. Митрополит Агафангел умер, но оставался митрополит Кирилл, который из ссылки и, особенно, во время короткого промежутка между ссылками в 1934 г. занимался энергичной деятельностью по организации Катакомбной церкви. Если бы церковным сознанием было признано, что с арестом митрополита Петра Русская церковь осталась без первоиерарха, то митрополит Кирилл был бы обязан при первой реальной возможности взять на себя эти полномочия. Но поскольку Церковь продолжала признавать своим первосвятителем митрополита Петра, то митрополит Кирилл считал себя не в праве это сделать, дабы не создавать новых церковных нестроений в дополнение к существовавшим. Обладая несравнимо большими правами на сан первосвятителя и связанную с этим саном власть, митрополит Кирилл категорически отказывается от всех уговоров и предложений на этот счет. Так, в январе 1934 г. он пишет одному из своих сторонников (письмо широко разошлось по Катакомбной церкви):