Кронштадт - Евгений Войскунский Страница 58
Кронштадт - Евгений Войскунский читать онлайн бесплатно
— Ну… приподнять один край листа на талях и нагревать его. По-моему, лист провиснет… ну… своим весом прогнется. И «постели» не надо. Времени меньше уйдет…
Бригадир не ответил. Прищурив глаза, смотрел Речкалов на фигурку, идущую в сгущающихся холодных сумерках по стенке дока. Федотов проследил его взгляд, крикнул:
— Эй, Надежда! Родителя ищешь? Был, да сплыл родитель! Иди к нам!
— Не ори, — бросил ему Речкалов и пошел к сходне, переброшенной на стенку.
Он и Надя остановились, сойдясь.
— Отец к тебе пошел, Надежда. В «квадрат».
— Не был он у меня, — вскинула Надя на Речкалова тревожный взгляд, — Давно ушел?
— Да около часа. Как воздух перестали давать, он ушел.
Надя сорвалась с места, со стенки дока пустилась бежать по протоптанной в сугробах дорожке к заводской проходной.
— Теть Паша, — спросила пожилую охранницу, — отец мой не выходил с завода?
— Вышел, — простуженным басом ответила женщина. — Что-то он плох совсем, еле ноги…
Не дослушав, Надя кинулась бежать через проходную.
По темной улице вдоль заводской стены шел лыжный отряд.
Молча шли, не в ногу, в белых маскхалатах, с автоматами на груди, с лыжами на плече — белые молчаливые призраки.
Обогнав отряд, прижав руку к груди — чтоб сердце не выпрыгнуло, — Надя повернула на улицу Аммермана. На миг остановилась — будто страшно ей стало продолжать отчаянный бег. Снова рванулась вперед. Влетела, задыхаясь, в подъезд, тускло освещенный синей лампочкой. Вверх, вверх… Скорей!
Замерла.
Мастер Чернышев лежал ничком на лестничной площадке, странно подвернув под себя ногу и выбросив руки к двери своей квартиры. В одной был зажат маленький коричневый сверток.
— Папа-а-а! — В тоске и ужасе Надя упала на тело отца.
Последний раз едет Чернышев Василий Ермолаевич по любимому своему Кронштадту. Едет на санках, в шапке и черном костюме-тройке, в гробу из некрашеных досок. Ноги в старых сапогах вздрагивают от толчков, — ноги, отходившие свое.
Санки везут Речкалов и один из «ремесленников». А за санками, как слепая, бредет Александра Ивановна, ее держат под руки Надя и Лиза Шумихина. Идут далее Шумихин, начальник корпусного цеха Киселев, строитель Троицкий, еще несколько рабочих с Морзавода. Тесной гурьбой идут «ремесленники». И Оля Земляницына тут. Человек двадцать пять. Большая по блокадному времени процессия.
Идут по Советской, вдоль решетки бульвара, заваленного снегом. Метет поземка, ветер набирает силу, предвещая новую метель.
— Берег он нас, — говорит Александра Ивановна, глядя прямо перед собой измученными глазами. — Надю баловал… Берег он нас…
— Ты поплачь, Саша, — говорит Лиза.
— Сколько раз хотела я опять на работу пойти, — продолжает Александра Ивановна, сама, должно быть, не замечая, что говорит безостановочно. — Что ж дома-то сидеть, я работать хотела… А он — нет, говорит, ты болезненная. Мало, говорит, я зарабатываю?.. Ты скажи, чего хочешь, я тебе куплю…
— Поплачь, поплачь, — бубнит ей в ухо сестра. — От слез легче, не от слов.
Ничего не слышит Александра Ивановна.
Да и Надя, кажется, ничего не слышит, ничего не видит. Идет с каменным лицом, поддерживая под руку мать. Оля Земляницына всхлипывает, глаза у нее опухли от слез. А у Нади глаза сухие.
Идет похоронная процессия, поскрипывает снег под ногами, под полозьями санок.
— Смените кто-нибудь Речкалова, — негромко обращается Киселев к «ремесленникам».
— Да не хочет он, — отвечают. — Уж мы предлагали.
— Двести грамм чечевицы берегла я на черный день, — продолжает Александра Ивановна. — Все думала — не сегодня еще… Будет еще хуже… А вчера… третий день ничего в доме… ну думаю, вот оно… сварила эти двести грамм. Надя с Васей придут, покушают хоть немножко… А он не дошел… на пороге упал.
— Поплачь, Саша, — молит Лиза. — Да что это ты как заведенная?
Шумихин трогает свои густые обледеневшие брови.
— В воде тонул, в огне горел — а голода не выдержал, — вздыхает он. — Эх, Василий, Василий, вот как поехал ты за Кронштадтские ворота…
В час дня у нас перерыв. Ровно в час из соседней комнаты входит в мою Георгий Васильевич. Когда-то, помню, Козырев называл Гришу Слюсаря заклятым другом. Вот и Георгий Васильевич — мой заклятый друг.
Оформляясь после выхода в отставку в СКБ, я и представления не имел, что встречу здесь Георгия Васильевича. Меньше всего хотелось мне снова повстречаться с моим бывшим старшиной группы мотористов. Но он был тут. И теперь уж мне никуда от него не деться.
В сорок первом, когда я зеленым юнцом лейтенантом начинал службу на базовом тральщике «Гюйс», Фарафонов очень помог мне разобраться в механическом хозяйстве корабля. Я был старше по чину, а Фарафонов — по возрасту. Он помогал мне войти в курс дел тактично, не подчеркивая своего технического превосходства. Я немного робел перед ним, как робел прежде в институте перед крутым преподавателем математики, а потом в Дзержинке — перед командиром роты. Чувство робости вскоре прошло, вытесненное другим — настороженностью. Побуждения у Фарафонова были, наверное, самые благие, но мои отношения с военкомом Балыкиным, и без того не простые, он очень осложнил. Не хочется вспоминать, как я из кожи вон лез, чтобы доказать Балыкину, какой я хороший…
Кстати, Фарафонов все эти годы не терял связи с Николаем Ивановичем Балыкиным, они нашли друг друга после войны и регулярно переписывались. Фарафонов исправно передавал мне приветы от бывшего нашего комиссара, и я посылал ответные приветы в Воронеж, где Балыкин обосновался после выхода в отставку и где работал в ДОСААФе. Как я знал от Фарафонова же, он тяжело переживал разлад с дочерьми, все было не по нем в их образе жизни, а они не считались с его нравоучениями. Николай Иванович умер в прошлом году от рака легкого.
Наши пути с Фарафоновым разошлись в сорок третьем году. Его той осенью отправили на курсы, по окончании которых он получил звание техника-лейтенанта и назначение на кронштадтский Морской завод.
Когда-то меня тянуло на этот завод, начальник корпусного цеха предлагал мне должность строителя. Привлекала возможность искать нестандартные решения в ремонте поврежденных в бою (или затонувших и поднятых с грунта) кораблей. Но меня не отпустили с плавсостава. Я был плавающий и перспективный. В сорок четвертом, перед началом кампании, меня назначили дивизионным механиком на вновь созданную бригаду шхерных кораблей. Мы таки здорово поутюжили на бронекатерах финские шхеры. А в конце того же года меня «высвистал» к себе на бригаду траления мой бывший комдив Волков, ставший к тому времени комбригом. Отношения с Волковым у нас были, в общем, довольно натянутые, он был дубоват, не щадил самолюбия людей, и я не совсем понимаю, почему Волков пожелал заполучить в качестве флагмеха бригады именно меня. Так или иначе, я года два плавал под его флагом, мы тралили в Финском заливе, потом из тесноты «Маркизовой лужи» бригада ушла в Куресааре. Флот активно действовал на флангах наступающей армии, шло великое перебазирование флота на запад. Кронштадт опустел.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments