Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - Джереми Дронфилд Страница 58

Пока Локарт раскладывал карты, погружался в книги и размышлял о своей судьбе, думал ли он о том, как Мура провернула этот трюк? Он никогда не говорил об этом, но, вероятно, такая мысль крутилась у него в голове. Мура была аристократкой, супругой и возлюбленной предполагаемого вражеского шпиона, давним другом англичан… Независимо от каких-либо услуг, оказанных ею большевикам в прошлом, казалось чудом, что ей позволили жить, не говоря о том, чтобы получить свободу. И что еще более удивительно, ей будет разрешено каждый день приходить в Кремль и приносить продукты и вещи своему возлюбленному, да еще и обмениваться с ним письмами. Иногда Петерс настаивал, чтобы записки были написаны на русском языке, чтобы он мог ознакомиться с их содержанием, но иногда можно было писать и на английском ^[363]. Как она добилась всего этого? Неужели ее прошлая служба в ЧК так высоко ценилась? Или было что-то еще?

В Москве нашлось несколько сплетников, которые считали, что могут дать ответ на этот вопрос. Яков Петерс, как и любой другой мужчина, поддался Муриному магнетизму и был готов – при условии правильного поощрения и должного манипулирования – уступить силе ее убеждения. (Беременность, очевидно, не умалила ее привлекательности.) Сплетники говорили, что молодую женщину видели разъезжающей по городу на заднем сиденье мотоцикла Петерса. Было ясно, что она продалась заместителю руководителя ЧК и стала его любовницей. Были и такие, кто считали более вероятным, что она позволила завербовать себя душой и телом в саму ЧК ^[364].

Мура никогда не рассказывала об этом времени, лишь несколько лет спустя признала, что тогда пришла к заключению, что Яков Петерс «покладистый» ^[365]. Путая все карты, Локарт пытался утверждать, что он обеспечил освобождение Муры, сдавшись в заложники ^[366]. Истинные события – компромиссы и сделки – навсегда остались неясны; были лишь факты в виде результатов.

Дальше – больше. Дипломатия спасла Локарта от пули палача; договоренность Муры с Петерсом дала ей освобождение из тюрьмы и возможность приносить продукты и вещи Локарту. Но ее любимый по-прежнему оставался пленником, и ему все еще грозил непредсказуемый приговор революционного трибунала. И она начала понимать, что, даже если каким-то чудом он окажется на свободе, будет изгнан из России. Так или иначе она его потеряет. И что тогда будет с ней и ее не родившимся ребенком? Сможет ли она бросить все и последовать за ним? Разрешат ли ей это?

«Не считай меня истеричным трусом, – писала она, мучаясь от невозможности увидеть Локарта и прикоснуться к нему. – Я лью горючие слезы и чувствую себя такой маленькой, беспомощной, совершенно несчастной. Но я так стараюсь быть мужественной, Малыш. Нам обоим это нужно, чтобы сохранить все наши силы и построить счастливое будущее». Шли дни, она общалась с Петерсом и чувствовала, что добилась некоторого успеха. «Я много молюсь, чтобы Бог сделал так, чтобы это ужасное для нас время быстрее прошло, и чувствую, что Он постепенно отвечает на мои молитвы» ^[367].

Первый реальный знак такого ответа она получила на второй неделе пребывания Локарта в заключении, когда ей, наконец, было дано разрешение увидеться с ним ^[368]. Петерс проводил ее к апартаментам в Большом Кремлевском дворце. Коридор теперь служил тюремным коридором для камер нескольких высокопоставленных заключенных, включая бывшего командующего армией Российской империи генерала Брусилова и заговорщицу из числа левых эсеров Марию Спиридонову.

С того момента, когда Мура вошла в комнату и ее глаза встретились с глазами Локарта и увидели в них радость, каждая деталь осталась в ее памяти такой живой, как сама жизнь. «Диван с маленькой голубой подушечкой, которую я послала тебе, где лежит твоя милая кудрявая голова – и разбросанные книги, и пасьянс – и ты, ты, мой Малыш, там один…» ^[369] Им не было разрешено ни касаться друг друга, ни разговаривать. Между ними был Петерс. Он пребывал в говорливом настроении: сидел и беседовал с Локартом, вспоминая о своей жизни революционера.

Пока внимание Петерса было занято, Мура стояла за ним, делая вид, что просматривает книги, стопкой лежавшие на боковом столике. Поймав взгляд Локарта, она показала ему записку и засунула ее между страниц «Французской революции» Карлайла. «Мое сердце перестало биться, – вспоминал Локарт. – По счастью, Петерс ничего не заметил, иначе исповедь Муры была бы короткой». Как только снова остался один, Локарт поспешил к столику и стал листать книгу, пока не нашел маленький клочок бумаги. На нем были написаны всего шесть слов: «Ничего не говори – все будет хорошо» ^[370].

Какую бы цену Мура ни платила тайно, казалось, это работает. Петерс пообещал снова привести ее к Локарту и по-прежнему разрешал ей поддерживать с ним связь и приносить ему продукты. Ее жизнь на квартире была одинокой и скудной. Слуги – Дора и Иван – были отпущены на свободу и возвратились домой, но Дора была больна, и у обоих имелись травмы. «Из меня уходит жизненная сила, – писала Мура, – они плачут и вспоминают, что пережили в тюрьме» ^[371].