Петр Великий. Деяния самодержца - Роберт К. Масси Страница 58

Измену Мазепы легче понять в свете принятого Карлом в середине сентября решения повернуть на юг. Трехтысячный авангард генерала Андерса Лагеркроны с шестью пушками был выслан вперед, чтобы занять переправы через реки Сож и Ипуть и двигаться на укрепленные города Мглин и Почеп. Оба этих пункта имели для Карла жизненно важное значение: если он вознамерился овладеть не тронутой разорением Северской землей и ее главным городом Стародубом до прибытия русских войск, необходимо было прибрать к рукам эти два города – по существу, ворота провинции, и захлопнуть их перед носом Петра.

Мобильный отряд Лагеркроны ориентировался по карте, составленной службой шведского квартирмейстера. Однако, не доходя до Ипути, Лагеркрона неожиданно наткнулся на не отмеченные на карте дороги, которые показались ему удобнее и короче тех, что были на шведских картах, и предпочел одну из них. Но вместо того чтобы привести его к Мглину и Почепу, на юго-восток, дорога повела на юг – прямо к самому Стародубу. В результате Лагеркрона миновал оба ключевых пункта, которые должен был занять, и «ворота» провинции так и остались открытыми.

Карл с основными силами следовал за ним. 19 сентября его войска переправились у Кричева через Сож по мостам, наведенным авангардом Лагеркроны, и двинулись на юг – сквозь раскинувшийся между Сожем и Ипутью густой лес. Ослабевшие от голода люди и кони едва плелись, некоторые падали и уже не могли подняться. Дизентерия нещадно косила шведские ряды. «Думается, в этих скитаниях мы потеряли больше, чем если бы дали неприятелю сражение», – писал Джеффрис. Выбравшись из леса, армия направилась было к Мглину, но тут королю стало известно, что Лагеркрона пошел прямо на юг, а стало быть, Мглин и Почеп не заняты. Мгновенно оценив всю опасность положения, Карл, отобрав наиболее пригодных из своих измученных людей, спешно сформировал еще один авангард, лично возглавил его и повел на Мглин и Почеп. Когда же, ценой немалых усилий, король добрался до лежавшего в шести милях от Мглина села Костеничи, выяснилось, что в городе уже полно русских войск.

Когда Петр устраивал оборонительный рубеж на Смоленской дороге для защиты Северской земли, он оставил здесь генерала Николая Инфлянта, и тот не преминул занять и Мглин, и Почеп. Конечно, небольшой отряд Карла мог бы напасть на Мглин, но для того, чтобы выбить противника из укрепленного города, требовались орудия, а они остались далеко позади. Правда, у Лагеркроны было шесть пушек, да только его самого нигде не было видно. Карл, проигравший таким образом гонку и не поспевший первым к воротам провинции, остановил свой отряд, который все равно был слишком измотан, чтобы идти вперед. К тому же король сообразил, что ошибка Лагеркроны может обернуться на пользу шведам, поскольку, двинувшись на юг, генерал пошел прямо к сердцу Северской земли и перекрестку ее важнейших дорог – Стародубу. Если Лагеркроне удалось бы занять Стародуб, это, безусловно, перевесило бы неудачу с захватом Почепа и Мглина. Вдогонку Лагеркроне были посланы гонцы с приказом овладеть городом.

Между тем Лагеркрона уже добрался до Стародуба, но не занял его. Он был до того смущен и раздосадован, что выбрал неверную дорогу и пришел не к тому городу, что отказался штурмовать Стародуб, как ни уговаривали его другие офицеры. Он получил приказ сначала овладеть Мглином и Почепом, а лишь затем Стародубом, и считал необходимым действовать именно в такой последовательности. Встав лагерем под стенами Стародуба, Лагеркрона запретил своим людям входить в город даже в поисках пропитания и крова, а на следующий день прибыли солдаты Инфлянта и взяли город под свою защиту. Когда Карл узнал о случившемся, он взорвался: «Лагеркрона, верно, сошел с ума!»

Карл понимал, что оказался в очень сложном положении. Стародуб, так же как Мглин и Почеп, находились в руках неприятеля. Когда под Мглином собрались последние выбравшиеся из леса отряды, король провел смотр войск и убедился в том, что солдаты не готовы к схватке с силами Инфлянта. Люди голодали и, пытаясь пополнить свой скудный паек, собирали ягоды и коренья. Здесь, 7 октября, Карла настигла весть о поражении Левенгаупта. Русские в Мглине узнали об этом первыми и отметили царскую победу пушечной пальбой, которую слышали в шведском лагере. 11 октября в королевский лагерь стали прибывать остатки разбитых войск Левенгаупта. Конечно же, все припасы погибли, и вместо 12 500 солдат Левенгаупт привел лишь половину – изголодавшихся, измученных и павших духом.

Северская земля была для шведов потеряна. Через Почеп хлынула армия Шереметева. Повсюду рыскали калмыки, предавая окрестности разорению и огню. У короля не было выбора: он мог двигаться только на юг. 11 октября Карл снялся с лагеря и выступил к Десне-реке, разделявшей Северскую землю и Украину.

Плодородная Украина, богатая хлебом и скотом, сулила Карлу то, в чем он так нуждался, – кров, отдых, а возможно, и пополнение. Если бы удалось переманить на сторону шведов казачьего гетмана Мазепу, королевская армия прожила бы зиму в полной безопасности. Тысячи конных казаков восполнили бы понесенные за год потери. К тому же в столице Мазепы Батурине можно было разжиться и порохом. Поэтому, получив известие о поражении Левенгаупта, Карл на следующий же день послал Мазепе срочного гонца с просьбой предоставить зимние квартиры. В положительном ответе он не сомневался: уже не первый месяц Мазепа тайно хлопотал о союзе со шведами.

Чтобы обеспечить скорейшую переправу через Десну на украинские земли, Карл отправил авангард под командованием Крейца захватить мост в Новгороде-Северском. Крейц не останавливался ни днем ни ночью и прибыл 22 октября, но было уже поздно. Русские поспели раньше и разрушили мост. Вообще впервые за все время русские явно овладели инициативой. Разведка у них была поставлена так, что, казалось, они заранее знали, куда направятся шведы, и опережали их. Но как бы тревожно и даже зловеще это ни выглядело, вера и надежда не оставляли шведов. Ведь впереди лежала страна, по выражению Джеффриса «текущая молоком и медом», край, где правил гетман украинских казаков – Иван Мазепа.

* * *

Всю весну и лето 1708 года гетмана терзали сомнения. Он был подданным царя Петра, а казацкие земли со всех сторон окружали более сильные соседи: на севере – русские, на западе – поляки, на юге – татары. Но исконная мечта казаков о независимой Украине не покидала Мазепу. Ему хотелось избежать малейшего риска и в то же время не упустить ни малейшей возможности. С вторжением шведской армии и почти предрешенным поражением Петра возможности определенно перевешивали риск. Казацкому вождю, который славился как своими подвигами на бранном поле, так и амурными похождениями и который на протяжении двадцати одного года оставался предводителем беспокойного казачьего племени, настало время сделать окончательный выбор. Мазепе было шестьдесят три года, он страдал подагрой, но, как и прежде, слыл проницательным, расчетливым и неотразимо обаятельным. Жизнь его составила целую эпоху в истории казачества.