Большая игра. Война СССР в Афганистане - Грегори Фейфер Страница 58

Кожухову дважды довелось жить в одной казарме с летчиками вертолетных эскадрилий, прозванных «Черными тюльпанами», так как они перевозили на родину тела погибших солдат. Трупы доставляли в Советский Союз в цинковых гробах под кодовым названием «груз-200». Кожухов слышал много историй о солдатах, убитых при попытке возвратить тела своих павших товарищей, причем некоторые из таких попыток даже оканчивались не в пользу вертолетчиков. Идя на величайший риск, который берут на себя солдаты многих армий во многих странах ради чести и священного боевого братства, каждый советский солдат знал, что там, дома, семьи погибших не получат другой компенсации, кроме тела убитого.

Некоторые гробы приходили домой пустыми. Так было, например, с гробом, в котором должны были находиться останки полковника Александра Голованова, командовавшего 5-м сводным авиационным полком в Кабуле. Незадолго до окончания войны, в феврале 1989 года, Голованов отдал последний приказ по полку о возвращении в Советский Союз, после чего сам вылетел следом за другими на своем вертолете. Но вертолет и его экипаж пропали без вести. Полковник пользовался любовью своих подчиненных, которые присоединились к поиску своего командира, но его машина так и не была найдена.

XII

Спустя шесть месяцев после прибытия в Гардез, рядовой Сергей Салабаев был переведен в артиллерийский полк и приписан к группе из трех человек, составлявшей расчет многоствольной ракетной установки. Как и везде, их действия были направлены, главным образом, на уничтожение мирных поселений. Солдаты слишком боялись обыскивать каждый дом в поисках моджахедов или просто обозленных на новую власть, поэтому они просто взрывали их участки и убивали скот. Тех афганцев, которых захватывали при попытке к бегству, расстреливали, как и всех тех, у кого было чем поживиться — хотя бы наручными часами. Боевые операции против повстанцев были обычно намного менее эффективными. Четверть всех ракет, которые поставлялись для их ракетной установки, просто не взрывались, а из остальных многие не попадали в цель.

Деморализация способствовала широкому распространению наркомании, причем не только среди нижних чинов. Лейтенанты, в разное время бывшие командирами Салабаева, регулярно посылали его в гардезский киоск, расположенный неподалеку от военного аэродрома, чтобы купить гашиш, который делали из конопли, выращиваемой на многих полях за пределами города. Коноплю, как и готовые наркотики, свободно поставляли многие афганцы, стремившиеся подорвать советские усилия и иногда специально бросавшие ее на бронетранспортеры.

С выпивкой у Салабаева и его сослуживцев дела обстояли хуже, поскольку купить спиртное или ингредиенты для его производства было трудно. Бутылка водки стоила от десяти до двадцати чеков, что было слишком дорого для солдат, даже если бы полк Салабаева не размещался примерно в шести милях от остальных частей его бригады и ближайшего военного склада. Местные таверны — так называемые «духаны» — продавали баночное пастеризованное пиво, но и это обычно было слишком дорого. Покупать водку у вертолетчиков, которые привозили ее из Советского Союза ящиками, как правило, было проще и дешевле, но самой лучшей альтернативной было варить собственный самогон. И хотя большая часть необходимых для производства самогона продуктов, как и прочие блага военной жизни, доставались офицерам, предприимчивые солдаты ухитрялись также не оставаться трезвыми. Основной ингредиент, получаемый путем брожения из дрожжей и сахара, называли «брагой». Дрожжи доставали в пекарнях, которые имелись на многих военных базах, а из столовых можно было стащить сахар, но быстрее и легче было воспользоваться запасами медицинского или промышленного спирта, а то и авиационного горючего. Для очистки самогона Салабаев использовал угольные фильтры из противогаза. Чтобы отбить вкус этого ядовитого варева, в него добавляли что-нибудь сладкое, что имелось под рукой — например, леденцы или изюм.

Самогоноварение было занятием коллективным и не всегда добровольным, так как «деды» иногда заставляли готовить самогон молодых призывников, рисковавших получить наказание за это. Хотя многие прапорщики (которые представляли собой эквивалент сержантов в армиях Запада) выполняли роль суровых надсмотрщиков и редко проявляли сочувствие к солдатам своего подразделения, в той части, где служил Салабаев, был прапорщик-армянин, который являлся исключением из этого правила. Он не только воровал продукты из столовой, чтобы кормить своих солдат, но помогал им прятать запасы выпивки и даже помогал добывать некоторые из ингредиентов.

Солдаты пытались запастись алкоголем к праздникам, включая и такой праздник, как сто дней до окончания службы. По этому случаю некоторые брили головы, а чтобы не дать офицерам сорвать веселье, закапывали или прятали выпивку везде, где только можно — иногда даже в пустые огнетушители. Марихуана обычно была дешевле и доступнее, чем алкоголь, и Салабаев курил ее так часто, как мог. Другие подсаживались на героин, который иногда подбрасывали в казармы моджахеды, чтобы завербовать советских солдат. Салабаев однажды был свидетелем того, как два товарища по оружию за несколько месяцев превратились в «духов», после чего были вскоре уволены в запас. Сам Салабаев пытался экономить травку и не курить, когда не было заданий, но на задания он редко отправлялся без кайфа. В пехотных частях солдаты, как правило, могли воспользоваться роскошью забить косячок только после окончания боя, но ему повезло больше, так как у него не было особых поводов волноваться о своей безопасности, потому что его ракетная установка обычно находилась на некотором расстоянии от района непосредственных боевых действий.

Марихуана также помогала Салабаеву успокоить нервы во время сопровождения конвоев, что было особенно опасным с учетом слабого вооружения его войсковой части. Моджахеды, нападавшие на советские конвои из засады, ненавидели 120-мм ракетные установки почти так же сильно, как боевые вертолеты, и обычно избирали их в качестве первоочередной мишени. Узнав о том, что повстанцы обычно сначала открывали огонь по первым и последним машинам колонны, Салабаев старался по возможности держаться подальше от тех и других. Хотя он и боялся быть убитым оружием, произведенным в 1960-х и разработанным еще ранее, тем не менее, он был почти счастлив от того, что его ракетная пусковая установка была установлена в задней части грузовика ГАЗ-66, который был легче и быстрее, чем обычные тяжелые установки на базе грузовиков КамАЗ или «Урал». Салабаев и его товарищи сделали свой грузовик еще более маневренным, сняв с него бронированное покрытие настолько, насколько это было возможно.

Они также редко носили свои бронежилеты. Салабаев считал бронежилет тяжелой и неудобной штукой, особенно невыносимой во время летней жары. Правда, в один из редких холодных дней, он все же надел его — да и то, чтобы согреться. Именно тогда их конвой попал в засаду около Гардеза. После только что выкуренного косяка он едва мог понять, что происходит, когда вокруг него вдруг разразилась стрельба. Впоследствии он почувствовал, что его грудь вся болит и, осмотрев себя, увидел сильный ушиб. Когда же он затем осмотрел и свой бронежилет, то обнаружил пулю, которая расплющилась как заклепка о правую переднюю часть бронежилета.

Но подобные убогие, порой извращенные условия службы не были повсеместным явлением. Опыт разных воинских частей сильно отличался. Офицеры некоторых из них, напротив, глубоко заботились о солдатах, находившихся под их командованием, и не допускали проявлений «дедовщины». И примеров героизма было не меньше, чем садизма. Один из таких честных офицеров, упомянутых выше, был Валерий Востротин — по крайней мере, судя по тому, что о нем рассказывали. Востротин вернулся в Афганистан в 1986 году в звании полковника, приняв командование 345-м воздушно-десантным полком в составе 2500 человек. Рассказывали, что после того, как однажды два призывника пожаловались ему на издевательства со стороны старослужащих, на следующее же утро еще до рассвета он построил своих солдат, якобы, для строевых занятий. Выяснив имена «дедов», которых призывники обвиняли в избиениях, он приказал их жертвам отплатить им той же монетой. Те сняли каркас с коек и подвесили «дедов» за ноги и за голову, после чего выжгли им сигаретами на коже надпись «200 дней до демобилизации».