Как организовали "внезапное" нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия - Борис Шапталов Страница 58

Троцкий писал в начале 1929 года: «Ему (Сталину) остается одно: попытаться провести между официальной партией и оппозицией кровавую черту. Ему необходимо до зарезу связать оппозицию с покушениями, подготовкой вооруженного восстания и пр… Отсюда план Сталина: выдвинуть обвинение в «подготовке вооруженной борьбы», как предпосылку новой полосы репрессий… Нужен удар, нужно потрясение, нужна катастрофа» [134].

Потенциальная возможность реализовалась после убийства Кирова и завершилась в 1938 году последним открытым судебным процессом над бывшими большевиками (к тому времени многие из них превратились в политических ничтожеств). Казалось бы, можно было ставить точку. Однако расстрелы бывших соратников Ленина – это, безусловно, потрясение, но не катастрофа. Троцкий в понимании своего «зеркального отражения» оказался провидцем до последнего слова. Настоящая катастрофа была впереди.

2

Все мемуаристы, посещавшие Кремль и кабинет Сталина, единодушно отмечают: их не обыскивали, личное оружие они сдавали добровольно. Это можно выдать за демократизм товарища Сталина. Но может быть и иная трактовка: Сталин не боялся покушения, ибо знал (а он был отличным психологом), что те люди, с которыми он встречается, на теракт не способны. Даже те, которые потом будут расстреляны как шпионы и заговорщики. Почему он не верил в покушение на себя? Может, потому, что отводил прерогативу выбора жертв себе?

Перманентные сталинские репрессии столь малопонятны, столь странны своей алогичностью, что ставят в тупик многочисленных исследователей. Им пытаются найти объяснение уже много десятилетий, но логика ускользает, рассыпается, и, чтобы свести концы с концами, приходится возвращаться к версии самого Сталина – карались все-таки заговорщики и саботажники, плюс пострадало некоторое число невинных людей, случайно попавших под газонокосилку.

«Юридическая процедура сталинского следствия и суда не выдерживает критики… – вынужденно соглашается один из таких авторов. – Но это еще не значит, что ложно обвиненные во вредительстве и шпионаже люди вообще не занимались оппозиционной работой, не имели оппозиционных взглядов и не собирались, в случае устранения Сталина, проводить иной курс. Здесь пролегает водораздел между юридическим и историческим подходами к событиям. Нарушения следственной процедуры в деле царевича Алексея не дают нам повода считать, что он не представлял угрозы для реформ Петра. Разговоры о политике в тени авторитарных режимов – начало их конца. Из дворянских кружков вырос декабризм. Из интеллигентских кружков выросли партии, придавшие организованность движению против царизма в начале века. Сначала в эти партии входили десятки людей, но стоило разразиться острому социальному кризису – и за ними пошли миллионы. Эти события происходили на глазах Сталина, его друзей и врагов» [135].

Логика и аргументы впечатляют. Конечно, оппозиционные настроения были, и люди собирались за чаем и водкой поговорить о политике, в том числе нелицеприятно о тех, кто за нее ответствен. Так было при царе, так происходит сейчас, так было при Сталине, ибо люди не бараны. Или состоят не только из таковых. Некоторые даже писали протестные тексты, иные могли мечтать о замене Сталина на его партийном посту согласно предсмертному предложению Ленина. Только неужели эти телодвижения есть «начало конца режиму»? Что же это тогда за режим? А как же «вся власть Советам»? А как насчет того, что «социалистическая демократия – самая передовая»? А для чего же тогда свершалась революция с ее колоссальными жертвами, неужто ради того, чтобы одно самодержавие сменить на другое? И что за угрозы реформам могли исходить от оппозиционеров, подобно царевичу Алексею? Какие именно «реформы» проводил Сталин, чтобы вызвать протестные настроения в среде большевиков? И если находились люди в СССР, которые задавались подобными вполне обоснованными вопросами, то почему это были враги? И почему недовольство руководством, осуществлявшим политику подмены марксизма и социализма, есть противозаконное действие? Странно, если бы все отмалчивались. Но возражать против наступления тоталитаризма и коммунистического самодержавия не значит становиться саботажниками и вербоваться в шпионы. А именно по этим статьям шли почти все арестованные! Так с чем боролся Сталин – вопрос остается открытым. Но его действиям упорно ищется научное обоснование. Повторимся: «научное», потому что есть много и таких: «Тут что любопытно – Сталин незадолго до «тридцать седьмого года» начал целенаправленно строить в СССР правовое государство. А в правовом государстве репрессии (в народном понимании), равно как и пресловутое «очищение», невозможны в принципе» [136]. Сталин создавал правовое государство? Ну и ну! Тут дискутировать не о чем. Такой уровень разговора рассчитан на людей с детсадовским мышлением. Мы же выбираем серьезные аргументы или умозаключения.

«Сталин потому и мог победить, что стал выражением реально возможной (хотя и не фатально неизбежной) стратегии. За его спиной стояла и логика индустриального развития, и законы социальной эволюции бюрократии, и сила марксовой (? – Б. Ш.) идеи централизованного коммунистического общества» [137]. Вот в такой последовательности: за спиной Сталина стояла логика развития, законы истории и сила идеи. Хотя идеи надо бы поставить на первое место, а вот логика и законы… Если бы Сталин действовал в соответствии с социальными законами, то массовые репрессии были бы характерны для всех социалистических стран, но в Восточной Европе они прекратились сразу же после смерти Сталина, точно так же, как в СССР «идея» репрессий испарилась после 1953 года. Вот такая логика.

Придумать «закономерности» не проблема, плохо другое – чаще всего они мало что объясняют на деле. Большевики попытались действовать в соответствии с «законами истории» и оказались на скамье подсудимых в роли шпионов и вредителей. Сталин последовал «законам индустриального развития» и чуть было не угробил СССР в 1941 году. А где-нибудь в Штатах или Японии о таких «социологических законах» не слышали, хотя были и бюрократия, и индустриальный этап, потому обошлись без репрессивных убийств. Единственно стоящее соображение на сей счет такое: оппозиция, может, и справедливо ругала Сталина, но то, что она предлагала, было еще хуже, и в доказательство сослаться на «реформы» Горбачева– Ельцина, приведшие страну в плачевное самопогромное состояние. Но при этом нужно иметь в виду и другую сторону.

То, что началось с 1930 года, было настоящим троцкизмом. А Троцкий считался ненавистником русского крестьянства. И на деревню обрушились невиданные со времен продразверстки репрессии. Под видом борьбы с кулаком были разграблены сотни тысяч справных хозяйств, а их создатели обобраны и высланы на «стройки социализма». Не лучшие времена претерпела и старая интеллигенция. По так называемому «академическому делу» арестовали десятки «дореволюционных» ученых. В том же 1930 году было состряпано «дело военспецов». По нему проходило 3 тысячи бывших царских офицеров. В стране вновь разжигалась «классовая борьба» и классовая ненависть. Ломалось огромное число судеб. Тысячи людей пошли по ссылкам и тюрьмам, счастливчики бежали в эмиграцию. И эта псевдоклассовая вакханалия длилась вплоть до смерти Сталина. Был бы на его месте Троцкий, сотни публицистов оттянулись бы на его фигуре по полной, а так приходится искать оправдание.