Александр Великий. Дорога славы - Стивен Прессфилд Страница 57

Ранним ветреным утром армия покидает расположенный на морском побережье Тир и выступает к Тапсаку, откуда мы намереваемся переправиться через Евфрат. Гефестиона с двумя отрядами конных «друзей», пятнадцатью сотнями союзной пехоты, половиной лучников и агриан, а также всеми семью сотнями конных наёмников Менида я высылаю вперёд. Он должен захватить этот город и навести два моста через реку, ширина которой достигает в том месте полутора тысяч локтей.

Тапсак находится в двух тысячах пятистах стадиях от Тира, так что Гефестион прибудет туда к летнему солнцестоянию. Предполагается, что наши основные силы догонят его в самый разгар знойного лета. От Тапсака до Вавилона, если следовать вдоль Евфрата, по Царскому тракту, будет ещё четыре тысячи пятьсот стадиев. При такой жаре наибольшая средняя скорость марша составит сто пятьдесят стадиев в день. Большего требовать от войск невозможно, да я и не собираюсь. Таким образом мы предположительно достигнем цели к концу осени. Тогда-то и состоится наша встреча с Дарием.

То, что я направил в Тапсак Гефестиона, а не Кратера или ещё кого-нибудь из видных военачальников, представляет собой своего рода хитрость. Дарий и его советники наверняка решат, что это место представляет собой мою первоочередную цель, и, надо полагать, вышлют к северу от Вавилона сильный отряд, чтобы приглядеть за мной или, при возможности, даже чтобы воспрепятствовать нашей переправе. Это неплохо: если мы поведём себя разумно, нам, возможно, пусть не сразу, а со временем, удастся переманить командира этого соединения на свою сторону.

Гефестион наведёт свои мосты на девять десятых ширины реки, но не станет соединять их с противоположным берегом до прибытия наших основных сил. Персы с той стороны реки, разумеется, будут всячески поносить нас, осыпая оскорблениями и бранью по-персидски, а если (скорее всего так оно и будет) в отряде окажутся греческие наёмники, то и по-эллински. Но, вступая с противником в перебранку, вы тем самым начинаете с ним разговор, а обмен оскорблениями запросто может перерасти в обмен предложениями. Кто лучше Гефестиона способен обернуть такого рода обстоятельства в нашу пользу? Я предоставил ему широчайшие полномочия на ведение переговоров и заключение любого соглашения с предводителем неприятельского отряда. Гефестион доведёт до сведения этого человека, что Александр (то есть я) не поскупится на награду, если с его стороны последуют дружественные действия. Или хотя бы не последует враждебных.

Путь наших основных сил, покидающих побережье спустя десять дней после Гефестиона, пролегает через находящийся в глубине материка Дамаск. Наместник провинции получил от меня приказ: собрать туда со всей Сирии всех до единого кузнецов и оружейников. В Дамаске армия останавливается на пять дней для пополнения запасов оружия и амуниции перед броском в глубь вражеской территории.

Дамаск славится своим рынком, именуемым «terik», что значит «голубиный». Сирийцы обожествляют этих птиц, которые по этой причине развелись там в великом множестве, никого не боятся и держатся самодовольно, словно коты.

На этой «голубиной» площади происходит настоящее чудо. Один из наших десятников, желая разнообразить свой стол, не подозревая о том, что имеет дело с объектом почитания, ловит беззаботного голубя и сворачивает ему шею. Весть о том, что священный terik убит чужеземцем, мигом облетает рынок и прилегающие кварталы. А поскольку там по моему приказу собраны кузнецы и оружейники, незадачливый десятник и его товарищи оказываются в окружении множества не только разъярённых, но и хорошо вооружённых людей. Жители Дамаска требуют крови святотатцев. Назревает мятеж, который может оказаться чреват срывом всей кампании. И тут неожиданно голубь взлетает из рук нашего бойца ввысь. Он жив! Десятник разжимает пальцы, и птица, хлопая крыльями, благополучно улетает.

Народного гнева как не бывало. Тысяча сирийцев падают ниц и благодарят небеса.

От Дамаска до Омса девятьсот стадиев, что составляет шесть дней пути. Долгие, однообразные переходы порождают скуку, и солдаты становятся болтливыми, как женщины. По колоннам распространяются слухи, люди оживлённо обсуждают всякого рода чудеса и знамения. Естественно, что и происшествие на рынке оказывается в центре внимания. Как следует истолковывать данное чудо? Символизирует ли спасшийся голубь Дария и означает ли это, что он вновь сумеет освободиться от хватки Александра? Либо же это никакое не знамение, а просто чудо, совершенное кем-то из богов ради спасения нашего десятника?

Через два дня, одолев триста стадиев, мы прибываем в Амах, а следующий, пятидневный труднейший переход приводит нас в Алеппо. По пути мы получаем донесение от Гефестиона, который находится впереди, в Тапсаке. Выясняется, что Ариммас, назначенный мной наместником Месопотамской Сирии, не справился с задачей создания по маршруту движения зерновых складов, так что пополнять припасы войскам придётся за Евфратом. В первый момент меня подмывает подвергнуть нерадивого чиновника примерному наказанию в назидание другим, но Гефестион, предвидя подобный порыв, в своём послании просит меня оказать этому человеку снисхождение. По его словам, Ариммас прилагал все усилия, чтобы выполнить поручение, однако масштаб задачи оказался ему не по плечу. Недостаток способностей — это не вина человека, а его беда, винить же в случившемся мне следует скорее себя: ведь это я сделал наместником человека, непригодного для столь высокой и ответственной должности.

Доводы Гефестиона убедительны. Я ограничиваюсь тем, что смещаю Ариммаса и отправляю его домой.

По счастью, в долине Оронта, где мы разбиваем лагерь, прекрасные пастбища, а из Антиохии по моему приказу нам прислали караван из семнадцати сотен мулов. Нагрузившись припасами, мы снимаемся с лагеря. Теперь наш путь лежит на восток, во владения врага. В поведении и настроении людей ощущается перемена.

Я улавливаю это, когда еду рядом с Теламоном, сбоку от походной колонны.

— Чувствуешь? — спрашиваю я его.

— Ещё бы, — отвечает он. — Это страх.

Каждый стадий уводит нас вглубь материка, всё дальше от наших морских портов и всё ближе к сердцу вражеских владений. Солдаты невольно оглядываются через плечо на остающуюся позади них дорогу, размышляя о том, как далеко она их завела. Далеко от надёжных баз снабжения и безопасных опорных пунктов.

В Триполи, на побережье, ожидается прибытие подкрепления общей численностью в пятнадцать тысяч бойцов. Имеет ли это жизненно важное значение для успеха нашей кампании? Нет. Но то, что эти войска не присоединяются к нам ни в Дамаске, ни в Омсе, ни в Алеппо, не способствует укреплению боевого духа: многие склонны видеть в этом дурное предзнаменование.

Как в такой ситуации должен повести себя командующий? В воинских наставлениях не говорится о том, как справляться с иррациональным, бороться с неизвестным и обезоруживать беспочвенное.

Мы, как командиры, обсуждаем наши маршруты, нашу тактику и стратегию, но при этом нередко забываем о том, что солдаты делают то же самое. Они вовсе не глупы и не слепы. Они видят, как меняется местность, и имеют представление о том, куда их ведут. Все самые свежие донесения разведки живо обсуждаются в палатках и вокруг лагерных костров. Если у нас, военачальников, есть свои источники информации, то десятники и рядовые располагают своими. Им легче, чем нам, сойтись с местными жителями, они запанибрата с маркитантами, с ними, не стесняясь, распускают языки лагерные шлюхи. Стоит появиться какому-то слуху, и он тут же передаётся из уст в уста. Скаковая лошадь не сможет промчаться галопом вдоль колонны быстрее, чем по ней распространятся последние новости. В том числе и пугающие.