Двенадцать поэтов 1812 года - Дмитрий Шеваров Страница 57
Двенадцать поэтов 1812 года - Дмитрий Шеваров читать онлайн бесплатно
Вот так он отметал меланхолию, дурные прогнозы и тяжелые предчувствия. У Батюшкова были огромные планы на жизнь в этом обреченном мире.
В ноябре того же 1811 года он так отвечает Гнедичу, который ошибся в возрасте друга: «Ты, любезный Николай, пишешь не краснея, что мне скоро тридцать лет. Ошибся, ошибся, ошибся шестью годами, ибо 24 ни на каком языке не составляют 30. Где же точность? Я с моей стороны не упущу из рук эти шесть лет и, подобно Александру Македонскому, наделаю много чудес в обширном поле… нашей словесности. Я в течение этих шести лет прочитаю всего Ариоста, переведу из него несколько страниц и, в заключение, ровно в тридцать лет, скажу вместе с моим поэтом:
(Если я должен потерять свободу, то меня не утешит и богатейшая корона, которая есть в Риме (ит.). — Д. Ш.), — ибо и в тридцать лет я буду тот же, что теперь, то есть лентяй, шалун, чудак, беспечный баловень, маратель стихов, но не читатель их; буду тот же Батюшков, который любит друзей своих, влюбляется от скуки, играет в карты от нечего делать, дурачится как повеса, задумывается как датский щенок, спорит со всяким, но ни с кем не дерется…»
* * *
В канун войны Батюшков служил в Императорской публичной библиотеке помощником хранителя манускриптов (и формально оставался в этой должности до 29 марта 1813 года, когда он был принят в военную службу).
24 августа, взяв отпуск в библиотеке, Батюшков спешно отправляется в Москву. О причинах срочного отъезда он успел написать сестре в Вологду: «Здесь остаться мне невозможно. Катерина Федоровна ожидает меня в Москве больная, без защиты, без друзей: как ее оставить? Вот единственный случай ей быть полезным!» [241]
Отпуск Батюшков в тот год неизбежно просрочил. (Николай Гнедич, работавший в той же библиотеке, извинялся перед Олениным за долгое отсутствие друга. В октябре 1812 года, уже из Нижнего Новгорода, Батюшков отвечал: «Извинять меня перед Алексеем Николаевичем не должно: он знает лучше другого ценить людей, которые из доброй воли подвергают себя пулям, и конечно, на меня не рассердится, что я оставлю Библиотеку… не лишит меня и тогда своего покровительства…» [242])
26 августа, в утро Бородинского сражения, Батюшков примчался из Петербурга в Москву к тетушке Екатерине Федоровне Муравьевой. В летнюю пору она с детьми Никитой, Сашей и совсем маленьким племянником, Ипполитом Муравьевым-Апостолом, жила на подмосковной даче в Филях.
Незадолго до приезда Батюшкова всю семью всполошил шестнадцатилетний Никита. Утром он не вышел к чаю, комната его оказалась пуста. До этого Никотинька, как его звали в семье, долго добивался от матери позволения вступить в военную службу. Всем было ясно, что Никита сбежал на войну. Через несколько дней он обнаружился в доме генерал-губернатора Ростопчина — туда мальчишку привезли крестьяне, принявшие его за французского шпиона. Никита вызвал подозрение, расплатившись в трактире золотой монетой, а потом у него был обнаружен план местности с французскими надписями.
Мог ли Батюшков думать, что год спустя Никита добьется своего и что они почти одновременно окажутся в армии? В июле 1813 года в армию отправится Константин Николаевич, а 27 августа в полночь из Петербурга в армию отбудет прапорщик Никита Муравьев. Батюшков будет служить у Раевского, Никита — у Беннигсена. Иногда их военные пути будут проходить совсем рядом. Они оба будут участвовать в битве под Лейпцигом.
Пока Муравьевы собирались, Батюшков обежал московских друзей и почти никого не застал. Написал письмо вдогонку Вяземскому:
«Я приехал несколько часов после твоего отъезда в армию. Представь себе мое огорчение: и ты, мой друг, мне не оставил ниже записки. Сию минуту я поскакал бы в армию и умер с тобою под знаменами отечества, если б Муравьева не имела во мне нужды. В нынешних обстоятельствах я ее оставить не могу: поверь, мне легче спать на биваках, нежели тащиться в Володимир на протяжных. Из Володимира я прилечу в армию, если будет возможность. Дай Бог, чтоб ты был жив, мой милый друг! Дай Бог, чтоб мы еще увиделись! Теперь, когда ты под пулями, я чувствую вполне, сколько я тебя люблю. Не забывай меня. Где Жуковский?
К. Б.» [243].
Радуюсь, что Жуковский у вас, и надолго. Его дарование и его характер — не ходячая монета в обществе… Познакомься с ним потеснее: верь, что его ум и душа — сокровище в нашем веке. Я повторяю не то, что слышал, а то, что испытал.
Дружба с вечным мечтателем. — Сын лени, он же трудолюбивый Жук. — Досадная пародия на «Певца…» — О Жуковском в статье «Нечто о поэте и поэзии». — Нежная осторожность
Они не сразу оценили друг друга. Поначалу Батюшков называл Жуковского «сыном лени». Зато вскоре — «трудолюбивым Жуком».
В марте 1810 года проницательный Батюшков очень точно сказал о Жуковском: «У него сердце на ладони» [245].
На протяжении многих лет кому бы из общих друзей ни писал Батюшков — в нем всегда находилось место для имени Жуковского. Бесчисленны его приветствия Василию Андреевичу.
«Когда будет в вашей стороне Жуковский добрый мой, то скажи ему, что я его люблю, как душу…» [246]
«Дружество твое мне будет всегда драгоценно, и я могу смело надеяться, что ты, великий чудак, мог заметить в короткое время мою к тебе привязанность. Дай руку! и более ни слова…» [247]
«Редкая душа! Редкое дарование! Душа и дарование… Мы должны гордиться Жуковским…» [248]
«…Мой милый, добрый мечтатель! Счастливы мы, что имеем такое дарование в наше время, а мы, твои приятели, еще счастливее: это дарование наше, ты наш — ты любишь нас! Твое новое произведение прелестно. В нем всё благородно, и мысли и чувства. Оно исполнено жизни и поэзии, одним словом: ты наравне с предметом, и с каким предметом! И откуда ты почерпнул столько прекрасных, новых и живописных выражений? Счастливец!.. Прими же чувства моей благодарности…» [249]
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments