Боевая рыбка. Воспоминания американского подводника - Джордж Грайдер Страница 57

Кажется странным, что, когда, делясь воспоминаниями об этой жизни, слышишь, как люди сетуют по поводу ее лишений и ужасов подводного плавания. «Но быть замурованным там внизу под водой все время и никогда не знать, где находишься!» – говорят они. Ну, мы почти всегда знали, где находимся, и бывали на поверхности чаще, чем под водой, и я еще не встречал ни одного подводника, страдающего какими-либо фобиями или комплексами в результате пребывания в ограниченном пространстве.

Подводники проводили гораздо большую часть времени на койках, чем большинство моряков надводных кораблей. Для подлодки это было одним из видов величайшей роскоши. Работа могла быть длительной и опасной, когда подводники были на боевых позициях, но в дни и недели будничного патрулирования они могли выполнять свои повседневные обязанности, стоять на вахте, и все-таки у них оставалось много времени для сна и развлечений. Они играли в карты в старшинской кают-компании, которая была аналогом офицерской. Всегда можно было попить кофе, места там хватало для шести человек, которые размещались за четырьмя столами, а приходить разрешалось в любое время суток.

Спокойными ночами любой желающий подняться на мостик, подышать свежим воздухом мог это сделать. И все, что ему нужно было сделать, – это подняться в боевую рубку, высунуть голову из люка и сказать: «Разрешите подняться на мостик, сэр?» Вахтенный офицер разрешит: «Поднимайся». Но очень немногие это делали. Они предпочитали оставаться внизу. Помимо тех, кто нес вахту на мостике, на «Флэшер» были люди, которые ни разу не видели неба с того времени, как вышли в море, и до момента, когда вернулись в порт.

У нас был краткий период возбуждения в начале этого шестого патрулирования, когда мы присоединились к нескольким другим субмаринам в поиске японских линейных кораблей, о которых было известно, что они совершали переход от Сайгона до Японской империи, но мы их так и не увидели. «Флэшер» шла в одной команде с «Бешо» в «волчьей стае» из двух подлодок под моим командованием, и после бесплодной охоты в составе временной оперативной группы мы патрулировали близ острова Хайнань. 21 февраля мы обнаружили свои первые цели. Они были до смешного малы.

Когда мы впервые увидели их в дымке ближе к концу второй половины дня, они выглядели как два эскортных миноносца, но после двух часов маневрирований, с тем чтобы подойти поближе и рассмотреть получше, они оказались двумя «морскими грузовиками» – деревянными грузовыми судами. Теперь, в конце войны, японцам отчаянно недоставало судов, и они использовали деревянные суда на дизельных моторах для перевозки небольших грузов, обычно не более пятидесяти тонн. Они перевозили небольшое количество людей и масло в бочках.

И все-таки после всех этих бесплодных недель мы решили, что на них стоило потратить наши торпеды. Скоро будет достаточно лунного света для орудийной атаки, а я хотел дать и Хоуку Симпсону с «Бешо» возможность действовать. Поэтому мы дали им пройти, всплыли, чтобы последовать за ними, и послали донесение Хоуку.

Вскоре после семи часов вечера в ту ночь мы засекли обе цели, но к тому времени пошел дождь, и видимость была слишком слабой для хорошей атаки из орудий. На «Бешо» выразили намерение выстрелить двумя торпедами по «морским грузовикам», и я дал Хоуку «добро». Мы шли вслед, в то время как он шел на сближение с целью. Это была отличная работа, и в течение часа он дал залп, уничтожив одну из целей, но промазав по второй. Он предложил атаковать другую из пушки, и мы сократили дистанцию, чтобы понаблюдать. Но что-то не заладилось с палубным орудием «Бешо». Мы взяли работу на себя и продолжали стрелять из наших четырехдюймовых орудий до тех пор, пока цель не перевернулась. Киль высовывался из воды, в то время как мы шарили между обломков, а люди облепили киль. Им было далеко до дома, а вода была холодной. Я взял мегафон и прокричал в него на своем лучшем японском языке, знания которого были почерпнуты мной из разговорника:

– Давайте на борт, мы не причиним вам вреда!

Они только смотрели на нас, вытаращив глаза.

Мы начали отходить, когда заметили двух человек, цеплявшихся за нос лодки и пытавшихся вскарабкаться на борт. Я послал двух наших матросов на палубу, чтобы взять их на борт в качестве пленных.

Нашими «пленными», которых загнали вниз, постригли, переодели и приковали цепью к стойкам, оказались напуганные подростки. Я решил их допросить, поэтому надел рубашку цвета хаки и некоторые знаки различия, сел во главе стола в кают-компании. Их привели ко мне. Это был допрос как в комической опере, оба они тряслись от страха, в то время как я старался выглядеть строго, когда произносил слова из англо-японского словаря. Наконец они успокоились настолько, что один из них признал, что может немного говорить по-английски, и после этого дело пошло легче. Они были китайцами, которых насильно заставили вступить в японский военно-морской флот в Гонконге, и были счастливы выйти из него. Такова была их история, и я был вдвойне склонен ей верить, когда осмотрел бумажник, найденный среди их одежды. В нем была фотография казавшегося знакомым человека восточной наружности, и сначала мы подумали, что это, должно быть, был японский кронпринц. Но, приглядевшись, мы узнали его, это был парень, который играл в кино роль сына Чарли Чэна.

В последующие дни между нами и нашими пленниками установились прекрасные отношения. Мы называли их Винг и Вонг и поместили одного в носовом, а другого в кормовом торпедном отсеке. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так работал. У них эти помещения блистали чистотой. Экипаж их полюбил, им дарили безделушки и кое-что из одежды. Каждый из них получил армейские ботинки, и их гордости не было предела. Они их не снимали, даже когда ложились спать.

Четыре дня спустя «Бешо» доложила о контакте с маленьким торговым судном, эскортируемым патрульным катером типа «чидори». Мы пересекли курс цели и приготовились к тому, что Хоук будет атаковать. Но цель сделала противолодочный зигзаг вскоре после того, как тот нырнул, и по мере того, как он продолжал на всех парах удирать, стало очевидно, что атака Хоука провалилась. «Флэшер» вышла на боевую позицию.

Мы опустились до перископной глубины – полная луна исключала атаку в надводном положении – и наблюдали, как «чидори» проходит мимо. Затем появились смутные очертания грузового судна, и мы повернули влево для выстрела из кормовых аппаратов, рассчитывая дать залп из трех торпед.

Мы прикинули, что дистанция была порядка девятисот ярдов, и выстрелили тремя торпедами. Прошла минута, и не было слышно никакого звука: первая торпеда, должно быть, прошла мимо. Прошла еще одна минута, и – ничего. В мрачном настроении я начал разворачиваться для залпа из носовых аппаратов, чувствуя, что теперь было мало шансов попасть в него.

Затем, по прошествии двух минут и двадцати секунд, первая торпеда ударила в него, а затем вторая и третья.

Это была просто фантастика. Мы ошиблись по меньшей мере на триста ярдов, нам не удалось сделать торпедный залп, и все-таки мы поразили эту маленькую цель. Грузовое судно просто исчезло, не оставляя после себя ничего, кроме небольшого пятна на воде, «чидори», пыхтя, несколько минут крутился вокруг, а затем дал деру оттуда, а я позвал Боба Харнера, нашего нового офицера, в свой угол боевой рубки.