Дневник Верховского - Юрий Сафронов Страница 57

23 / II

Пошел в офицерское собрание на вечеринку (4–9 веч). Оказалось, что только по билетам, и, хотя я был без билета и в штатском, но меня о билете даже и не спросили. Познакомился с полковником Стояновичем ^[281], командиром 12 п[ехотного] полка Шумадийской дивизии на войне; ныне командир королевской гвардии. Лицо серба времен Карагеоргия. Только одеть в настоящий старо-сербский костюм.

Его полк начал победу в болгарской войне прорывом фронта, и наследник лично на поле дал ему орден Карагеоргия. Мы с ним много толковали о воспитании и подготовке армии. Он подчеркнул, что, главное, что подчеркивают уставы и закон об устройстве войска, это твердость (чврет) характера и таких людей ищут более всего у сербов после несчастной войны с болгарами, в которой потерпел поражение не рядовой, но конечно – начальник.

Поэтому, прежде всего, решено иметь молодой и энергичный командный состав, в этом уже есть некоторая гарантия. Но уже после первого боя все, кто не проявил должную высоту характера, высокие сердца (!), те были смещены и отправлены на родину к бабам.

Он же высказал взгляд, что сербский солдат на все внешние впечатления, реагирует как бы с замедлителем. После боя он начинает соображать, как было страшно. Поэтому сербов можно вести к победе.

Русско-японская война имела огромное влияние. На ее недостатках армия сербская училась, и их старалась у себя искоренить. Особенно это было подчеркнуто в смысле выбора начальников с характером и инициативой.

Он считает, что муштра есть основа дисциплины. Что это лучшее средство приучать людей к повиновению. А дисциплина – это мать победы. Войска могут быть недостаточно научены. Но если они плохо дисциплинированы – победы не видать.

Полковник относительно моей командировки сказал, что желательно лишь одно. То, что я вижу, рассказать в России. Большего они не просят. Только, чтобы узнали, что такое сербы и их армия.

Интересный разговор с Ильичем о прусском и австрийском Генеральном штабе. Австрийцы страшно учены, ходячая библиотека, но теоретики, мало практики; книга у них заменила живое дело (по-моему, это у них наследственное). Немцы не так учены, но зато много могут.

По этому поводу сербы говорят так: «Половое соитие с женщиной невозможно при помощи аптеки, а ведение войны ни к чему, если она ведется при посредстве библиотеки». Как это верно.

24 / II

Мне сегодня рассказали забавный анекдот с супругой германского посланника ^[282]. Она обходила раненых во время войны, оделяя их сахаром, папиросами и пр. Одного она спросила через переводчика: «Что же ты будешь делать теперь, когда поправишься?» «Теперь турка побили – пойдем шваба бить». Анекдот этот мне рассказали разные люди. Видимо, он имеет широкое распространение.

То же было и с одним новобранцем (расск[азы] Джурича), который поступил в войска между турецкой и болгарской войной. «Турка теперь побили. Что же ты будешь делать?» – «Шваба бить!» – был ответ.

Работал сегодня в Генеральном штабе. Ко мне был приставлен майор – окончивший нашу Академию, – для помощи. И мне были показаны бумаги разведывательного отделения перед самой войной. Донесения военных и других агентов, которые установили очень много для моей работы.

Гулял по берегу Дуная. Набрел на пограничника, с которым долго говорил. Он был на обеих войнах – капитан. Три раза ранен. Теперь сидит и глядит на австрийский берег, река не шире Невы у Дворцового моста, и говорит, что у швабов добра земля, что они народ культурный, а мы, сербы, простецы. (Наша обычная песня). Рассказывал, что турки совсем не хотели драться. Но зато арнауты – это звери. Стреляют, как черти, могут папиросу изо рта выбить.

Жалуется, что, имея 80 динаров, невозможно жить. У него жена и 3 детей.

25 /II

Сегодня наконец был в батарее Стояновича. Мое внимание было обращено на то, что только вернулись с войны, и все в беспорядке, на что я, конечно, отвечал, что меня интересуют не стены, но люди.

Порядок во всех цейхгаузах образцовый. Как и у нас. Материальная часть еще не перекрашена.

Показали мне зарядный ящик, у которого угол отбит цельным снарядом пр[отивни]ка. Показывали остатки колеса орудия, разбитого цельным снарядом осадной гаубицы. Пришлось орудие переставить на запасной лафет. Лошади в плохих телах и плохо чищены – объясняют войной, но я вспоминаю наши батареи после войны; по-моему – это скорее славянская черта. В конюшнях порядок образцовый. Люди имеют хороший и довольный вид; с офицером отношения самые простые, проще даже, чем у нас.

На занятиях из 4 офицеров был только один. Все остальные сидели в канцелярии за делом, как они говорили. А у офицера, заведовавшаго ездой, было, по меньшей мере 40–50 челов[ек] в смене. Хотя новобранцы еще сидят как попало, однако отличной работы ни в одной части – коннице и артиллерии – не видел.

Офицер лихо гарцует на коне, но поправок мало, хотя заставляет делать карусель.

Занятия на воздухе; 8½–10 – езда. Остальное седловка с 8 и расседлывание до 11.

Унтер-офицеров помощников, как наши, нет. Которые были до войны – все произведены в офицеры. Поэтому офицеры должны работать и за них.

По очереди ходят в 4 ч. утра и до ночи; но весь день следят за порядком – работа фельдфебеля. Дежурят по дивизиону раз в 7 дней.

25 /II

Занятия в войсках. Неприятно слышать дурное о том, что считаешь хорошим. Сегодня был на занятиях в поле и офицеры жаловались, что весь день с 5 ч. утра в казарме! Совсем не остается времени для себя.

Что всю осень велись тактические занятия с офицерами.

Кавалерист возмущался, что командир эскадрона его, боевого офицера, учил всю осень, как водить разъезды.

26 /II

Смотрел сегодня занятия в поле, занимался батальон 8-го полка.

Роты разбиты на несколько групп. Одна (человек 15) под личным надзором к[оманди] ра роты; (шт[абс] кап[итана], на вид лет 25–30); прикладкой построение треугольников и поверка в ортоскоп (германской системы, допускающий поверку едва ли не сразу). Все проходят через поверку холостыми патронами, перемешанными с учебными (дергуны). Другая группа – ружейные приемы с учителем (т. наз. десятины от 8–12 чел.). Третья – первый раз наступление. Велось очень толково, стремясь выработать сознательность в каждом бойце.

Двое делали перебежки. Остальные, рядом с офицером, смотрели, все время обсуждая положение. Почему побежал. Да почему лег здесь, а не там, почему открыл огонь и пр[очее].

Противник обозначался 2-мя людьми, которые по сигналам офицера то показывались (открыть огонь), то по очереди прятались (сосредоточить огонь) и пр.