Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп Страница 57

Вашингтон, округ Колумбия

Вторник, 9 мая 1961 года

Генеральный прокурор Роберт Кеннеди в белой рубашке, с ослабленным галстуком и перекинутым через плечо пиджаком вышел из министерства юстиции, спустился по ступеням на Пенсильвания-авеню и протянул руку советскому секретному агенту Георгию Большакову.

«Привет, Георгий, давно не виделись», – сказал генеральный прокурор, словно встретил друга, которого давно не видел, хотя на самом деле они виделись всего один раз, притом недолго и давно, около семи лет назад. Кеннеди сопровождал Эд Гатман, журналист, лауреат Пулитцеровской премии, ставший пресс-секретарем Роберта Кеннеди. Гатман устроил эту беспрецедентную встречу через человека, который привез Большакова к министерству юстиции на такси и стоял рядом с ним, корреспондента «Нью-Йорк дейли ньюс» Фрэнка Хоулмена.

«Прогуляемся?» – спросил Кеннеди Большакова.

Кеннеди кивнул Гатману и Хоулмену, приказывая остаться, и вместе с советским агентом прогулочным шагом в сгущающихся весенних сумерках пошел по Национальной аллее, ведя светскую беседу о журнале, редактором которого был Большаков.

В воздухе стоял запах свежескошенной травы, и Кеннеди предложил сесть на лужайке в уединенной части парка. С одной стороны на заднем плане возвышался Капитолий, с другой – памятник Вашингтону, а непосредственно за ними находились парадные ворота Смитсоновского замка. Любители прогулок и туристы наблюдали за дождевыми облаками, предвещавшими грозу.

Большаков рассказал о своей близости к Хрущеву и сам предложил себя в качестве связного, как имеющего непосредственный контакт с советским лидером и более полезного, чем посол Москвы в Соединенных Штатах Михаил Меньшиков, которого Бобби с братом считали клоуном.

Бобби сказал Большакову, что брат очень хочет встретиться с Хрущевым и что надеется наладить отношения в преддверии первой встречи. Генеральный прокурор заметил, что знает о связи Большакова с некоторыми влиятельными людьми из окружения Хрущева и уверен, что Большаков способен исполнять выбранную им роль. «Было бы замечательно, если бы они получали информацию непосредственно от вас, – сказал Бобби. – И у них, я полагаю, была бы возможность сообщать ее Хрущеву».

При первых раскатах грома Кеннеди шутливо заметил: «Если меня убьет молния, то газеты сообщат, что русский шпион убил брата президента. Это может вызвать войну. Давайте уйдем, пока этого не случилось». Хлынул ливень, заставив их с быстрого шага перейти на бег. Подбежав к министерству юстиции, они на личном лифте генерального прокурора поднялись в его кабинет. Там они сняли мокрые пиджаки и, оставшись в рубашках, продолжили беседу в маленькой комнате, в которой стояли два кресла, холодильник и книжный шкаф.

Так было положено начало одним из самых удивительных – и даже спустя годы – только отчасти объяснимых отношений холодной войны. С этого дня генеральный прокурор и советский агент стали часто встречаться – были периоды, когда они встречались два-три раза в месяц. Это общение практически не оставило следов в документах и отчетах – упущение, о котором позже сожалел Роберт Кеннеди. Он никогда не вел записи их встреч и сообщал о них только брату, причем в устной форме. Таким образом, эти встречи удалось восстановить только по рассказам Роберта Кеннеди, советским отчетам, частично по воспоминаниям Большакова и некоторых людей, присутствовавших на встречах.

Президент Кеннеди одобрил первую встречу брата с Большаковым, не консультируясь ни с одним из своих советников по внешней политике и экспертов по Советскому Союзу. Это свидетельствовало о растущем недоверии Кеннеди к военному и разведывательному аппарату после залива Свиней, склонности Кеннеди к секретным действиям, желании так аккуратно сложить вместе отдельные части, чтобы саммит прошел по возможности гладко.

А вот для Хрущева Большаков был скорее полезной пешкой, чем значимой фигурой. Словно на шахматной доске, Хрущев мог так управлять Большаковым, чтобы вызывать на откровенность Кеннеди, не показывая собственной игры. С самого начала советский лидер получил преимущество. Президент Кеннеди мог узнавать от Большакова только то, что Хрущев и другие руководители хотели, чтобы узнал Кеннеди, в то время как Большаков мог получать намного больше информации от Бобби Кеннеди, который хорошо знал президента и его взгляды.

Канал Большаков – Роберт Кеннеди был одним из каналов связи, используемых Хрущевым в начале мая для оказания влияния на президента. В то время как советское руководство с максимальной выгодой использовало два канала, американские коллеги знали только об официальном канале, установленном пятью днями ранее, когда министр иностранных дел Андрей Громыко позвонил послу Томпсону, чтобы передать запоздалый ответ на февральское письмо Кеннеди, в котором содержалось предложение о встрече.

Громыко принес извинения Томпсону, что Хрущев не смог лично сообщить, что согласен на встречу. Советский лидер уехал из Москвы в очередную поездку по стране, чтобы хорошенько подготовиться к октябрьскому съезду партии, и собирался вернуться не раньше 20 мая. Но говоря от имени Хрущева, Громыко сообщил, что советский лидер «сожалеет о разногласиях» между двумя странами в отношении залива Свиней и Лаоса.

Тщательно подбирая слова, Громыко сказал, что «если Советский Союз и Соединенные Штаты считают, что между ними нет непреодолимой пропасти, то они должны сделать из этого соответствующие выводы, а именно что мы живем на одной планете, а потому должны находить способы улаживать необходимые вопросы и выстраивать отношения». Хрущев, сказал Громыко, готов принять предложение Кеннеди о встрече и верит, что «удастся построить мосты, которые свяжут наши страны».

Громыко хотел узнать у Томпсона, остается ли после провала операции в заливе Свиней приглашение Кеннеди «в силе или пересматривается». Хотя Громыко корректно сформулировал вопрос, за ним скрывался вызов. По сути, он спрашивал, посмеет ли Кеннеди встретиться с Хрущевым после столь неудачной попытки на Кубе.

Таким образом, сближение Хрущева с президентом Кеннеди вступило в третью стадию. Первая стадия – отчаянные усилия Хрущева по организации встречи с Кеннеди сразу после выборов и в первые дни вступления Кеннеди в должность. Вторая стадия – утрата Хрущевым интереса к встрече с Кеннеди после выступления новоизбранного президента с обращением «О положении страны». Теперь Хрущев вновь хотел встретиться с президентом и оказать давление на ослабевшего, по его представлению, противника.