Бен-Гур - Льюис Уоллес Страница 57

Послышались звуки множества быстрых шагов по мрамору эспланады. Толпа раздалась, и группа девушек окружила говорившего и его простодушную подругу, распевая песни под аккомпанемент лютен. Испуганная женщина прильнула к своему спутнику, который обнял ее за плечи и с умиротворенным лицом неподвижно застыл, вслушиваясь в чудесные звуки. Волосы танцовщиц плыли в воздухе, нежная кожа рук и ног просвечивала сквозь легкую ткань их туник, почти не скрывавших стройных тел. Человеческие слова не способны передать чувственность их движений. Завершив круг танца, девушки рванулись сквозь расступившуюся толпу и исчезли столь же стремительно, как и появились.

– Ну, что ты о них думаешь? – спросил мужчина у своей спутницы.

– Но кто они? – удивилась та.

– Девадаси [40]– жрицы храма Аполлона. Их много. На празднествах они поют в хоре. Иногда путешествуют по другим городам, а все, что там зарабатывают, приносят сюда, обогащая дом божественных музыкантов. Ну что, теперь пойдем дальше?

Через минуту они уже исчезли среди деревьев.

Бен-Гур, успокоенный тем, что в роще Дафны еще никто не потерялся, тоже направился – сам не зная куда.

Первой привлекла его внимание скульптура, возвышавшаяся неподалеку на прекрасном пьедестале. Когда он подошел поближе, оказалось, что это статуя кентавра. Надпись на пьедестале разъясняла, что статуя изображает Хирона [41], любимца Аполлона и Дианы, посвященного ими в тайны охотничьего промысла, целительства, музыки и предсказаний. Надпись также просила посетителей обратить особое внимание на указываемый участок звездного неба, где в определенный час в ясную ночь можно видеть погибшего кентавра живым, вознесенным на небо милостью Юпитера.

Мудрейший из кентавров тем не менее продолжал свое служение человечеству. В руке он держал свиток, на котором по-гречески были высечены пункты извещения:

«О путник!

Ты впервые в этих краях? Вслушайся в журчание ручья и не страшись струй фонтанов, потому что это наяды [42]пытаются выразить тебе свою любовь. Легкие ветры, веющие в роще Дафны, есть дыхание Зефира [43]и Австра [44]: нежные служители жизни, они навевают тебе прохладу. Когда дует Эвр [45], Диана охотится в своих владениях. Но скройся, когда неистовствует Борей [46], ибо он есть гнев Аполлона. Тени рощи принадлежат тебе днем, но ночью в них царит Пан [47]со своими дриадами [48]. Не тревожь их. Вкушай умеренно лотосы, растущие по берегам ручьев, иначе ты лишишься памяти и станешь сыном этих мест. Стороной обходи паука, ткущего свою сеть, – это Арахна [49]трудится для Минервы [50]. Если же ты вызовешь хоть слезинку Дафны, сорвав самый малый листок с лаврового куста, – ты умрешь.

Внемли же сему!

Пребывай здесь и будь счастлив!»

Бен-Гур оставил столпившихся у него за спиной людей вчитываться в таинственное предупреждение и отошел от статуи в тот миг, когда мимо проводили белого быка. Мальчик по-прежнему сидел в плетеной корзине, за ним следовала целая процессия людей; замыкала ее уже знакомая нам женщина с козами. Чуть отставая, шла группа музыкантов с флейтами и лютнями. Еще несколько человек несли приношения богам.

– Куда они идут? – спросил кто-то из зевак.

Ему ответил другой:

– Бык – жертва отцу нашему Юпитеру, коза…

– Разве не Аполлон некогда сохранил клочок шерсти Адмета? [51]

– Ну да, коза достанется Аполлону!

Рассчитывая на великодушие читателя, мы снова позволим себе прибегнуть к разъяснениям. Определенная легкость к восприятию различных верований дается нам в результате частого общения с людьми различных вер; мало-помалу мы начинаем понимать, что каждое мировоззрение имеет среди своих приверженцев хороших людей, достойных нашего уважения, которых мы не можем уважать, не уважая их ценностей. Именно к такому пониманию со временем пришел и Бен-Гур. Годы, проведенные им на галере и в Риме, нисколько не повлияли на его религиозные убеждения: он по-прежнему оставался иудеем до мозга костей. Но однако ему не казалось зазорным полюбоваться на красоты рощи Дафны.

В обычном состоянии духа Бен-Гур вряд ли бы направился в рощу в одиночку. Он расспросил местных о достопримечательных местах рощи и обеспокоился бы наличием провожатого. Либо заручился рекомендательным письмом к старшему, если б ему вздумалось провести свободное время, одиноко отдыхая в прекрасном уголке. Но это низвело бы его до положения любопытствующего, согласного бродить в общем стаде под присмотром поводыря, а Бен-Гур не испытывал особого любопытства к достопримечательностям рощи. Просто в его нынешнем состоянии, состоянии человека, испытавшего горчайшее разочарование, Бен-Гур плыл по течению, покорившись судьбе и не помышляя бросать ей вызов.

Каждый человек знает подобное состояние сознания, и, надеемся, каждый наш читатель скажет: для Бен-Гура будет удачей, если прихоть, ныне овладевшая им, окажется всего лишь добродушным клоуном в колпаке с бубенчиками, а не безжалостным злодеем с обнаженным мечом в руках.