Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг Страница 57

В сентябре Гюн Бергман позвонила свекрови и сообщила об измене Ингмара Бергмана и его новом романе, что пасторшу ничуть не удивило. Разговор лишь подтвердил ее худшие опасения, и в дневнике она, как обычно, высказала свое мнение:

Сегодня вечером я так измучена, а никакого выхода нет. Эрику я об этом и заикнуться не смею, ведь он тогда глаз не сомкнет, а то и вообще будет сломлен. Утешает меня только одно: надеюсь, Гюн подождет и не станет, как Эллен, сразу же затевать развод. Но это ужасно, мне кажется, Ингмар одержим злыми силами. […] Сегодня вечером Ингмар заходил к нам, и я рада, что удалось повидать его. Теперь навещу Гюн, если ей от этого будет хоть какой-то прок. Бедный Ингмар, у него в душе ад, посмотрим, сумеет ли он выбраться из лабиринта бессмысленности, в который угодил. […] Тяжкий день, судьба Ингмара лежала на моих плечах как никогда тяжким грузом.

Вернувшись домой после встречи с новой, но уже обманутой невесткой, Карин Бергман записала:

Если она такова, как мне кажется, то надо сказать, она чуткая и добрая женщина и, возможно, сумеет помочь Ингмару стать лучше. Если вообще кто-нибудь сумеет.

Религиозность Карин Бергман, вера в судьбу, способность к самопожертвованию и необычайная верность и лояльность всю жизнь служили ей спасением. Но похоже, ни одно из этих качеств сыну не передалось. И ей оставалось лишь надеяться, что кто-нибудь другой проведет Ингмара Бергмана по узкой стезе, возможно близкий друг или, как сейчас и много раз прежде, высшие силы.

Если б я только могла помочь ему увидеть, что другие по его милости тяжко страдают и что у него еще есть путь к спасению. Но это нелегко… нет, я не смогу. Ему нужен тот, кто сильнее его. Дай бог, чтобы он обрел Господа!

Она не понимала, как ее сын мог бросать одну семью за другой. Сомневалась, можно ли вообще считать его по-настоящему нормальным, и, когда он связался с ней по телефону, мгновенно его раскусила. “Ингмар позвонил, и за внешним здравием и благополучием все же таятся боль и тревога, которые, надеюсь, усилятся”.

Ранее Ингмар Бергман использовал однушку на Грев-Турегатан, 62, как рабочий кабинет, но теперь там жила Харриет Андерссон, и он лишился спокойного места для работы. Осенью 1952 года он устроился в гостинице “Инн” на площади Мосебакке-торг, в том же доме, что и “Сёдра театерн”. Потайная винтовая лестница вела в комнатушку с великолепным видом на Стокгольм и его гавань. Вечерами он сидел там и, вдохновляясь сценическим шумом ревю и ночными актерскими гулянками в гостиничном ресторане, писал сценарий “Вечера шутов”. Но фактически источником фильма был инцидент в Париже, когда он заставил Гюн рассказать о ее прежних эротических переживаниях и ответил на ее откровения безумной ревностью.

Теперь то же самое возникло в отношениях с Харриет Андерссон, которая считала, что его ревность бывает поистине чудовищной, на грани патологии. “Он вбил себе в голову, что у меня что-то было с немцем-фотографом, который приходил делать репортаж. Если посмотреть фильм, то легко перенести все это на наши отношения. […] Я ему не изменяла, хотя он так думал. Я была ему чертовски верна”, – говорит она в книге интервью.

Пока Ингмар Бергман переваривал свою ревность и терзания из-за того, что ему в унизительной форме сообщили, что обещанного места в Драматическом театре не будет, Харриет Андерссон продолжала выступать в театре “Скала”, в сетчатых чулках и с декольте, причем, по словам Бергмана, ее заставили петь куплеты с припевом: “Если Бергману по нраву, я разденусь донага”.

Весной 1952 года он помимо “Лета с Моникой” снял “Женщины ждут”, идею подбросила Гюн, она рассказала, как однажды после ужина женщины клана Грут сидели одни и совершенно откровенно завели разговор о своих браках и любовях, – вот это и стало темой фильма. Кроме того, Бергман поставил восемь пьес для радиотеатра и Городского театра Мальмё, где начиная с сезона 1953/54-го получил ангажемент как первый режиссер и художественный консультант.

Но сперва его ожидало чудесное лето в сконском Арильде и съемки фильма с подходящим к обстоятельствам названием “Урок любви”, первой из серии легких комедий, которая прежде всего должна принести деньги в скудную кассу, а вдобавок нейтрализовать провал или, во всяком случае, чрезвычайно неоднозначный прием “Вечера шутов”. Критик из “Афтонбладет”, скрывавшийся под псевдонимом Фильмсон, не оставил от картины камня на камне:

Я отказываюсь […] смотреть на блевотину, которую Ингмар Бергман оставил после себя на сей раз, хотя могу себе представить, что изначально меню было неплохое. По-моему, надо вообще избегать публично избавляться от грязи, пусть даже ее накопилось много, раз уж не можешь, подобно Августу Стриндбергу, сублимировать такие вещи.

Харриет Андерссон была рядом, когда Бергман взял в руки эту рецензию. “Мы сидели в Ингмаровой машине – старом высоком автомобиле, напоминавшем сосисочный киоск на колесах, – прочли и оба плакали. Сущий кошмар”.

В книге “Образы” Ингмар Бергман признается, что его отношение к комедии весьма сложно и уходит корнями в детские годы. Его считали неприветливым, обидчивым и твердили, что “у Ингмара нет чувства юмора”. Такого рода заявления, если их повторяют достаточно часто, на всю жизнь крепко врезаются в память, и Бергман не стал исключением. Слегка удивляет только, что этот ярлык приклеили ему так рано. Письма, какие он ребенком, подростком и взрослым писал родным, женам и сотрудникам, свидетельствуют, что их автор отнюдь не мрачный тип, лишенный чувства юмора.

Бергман решил попробовать избавить себя и окружающих от иллюзии, что он зануда. Но задача оказалась нелегкой. Новогодние ревю, которые он ставил в Городском театре Хельсингборга, включали его собственные скетчи, которые он считал смешными. “Однако никто не улыбался, и я все время ломал себе голову, чем же другие заставляют народ смеяться. И никак не мог понять, как это происходит”.

Теперь он обзавелся двумя помощниками из числа самых надежных своих актеров – Эвой Дальбек и Гуннаром Бьёрнстрандом. Оба обладали необходимой комической жилкой и пользовались у публики огромной популярностью. Бьёрнстранд был этаким шведским Кэри Грантом, а Дальбек ни больше ни меньше как скандинавской Кэтрин Хэпберн; “…сдержанная и одновременно чувственная, импозантная красавица-блондинка с уникальным талантом к ироничным и сардоническим репликам, который особенно ярко раскрылся в бергмановской галерее сильных, умных женщин, противостоящих слабым мужчинам с непомерно раздутым самомнением”, как в 2008 году писала по случаю ее кончины “Сюдсвенска дагбладет”.

Уже в “Женщины ждут”, премьера которого состоялась в ноябре 1952 года, Дальбек – Бьёрнстранд показали, на что способны, а именно в знаменитой сцене в лифте, основанной на происшествии с самим Бергманом. Он и его тогдашняя жена Эллен после ссоры поехали в Копенгаген и ужинали у близких друзей. А когда вернулись в гостиницу, ключ от номера сломался в замке, они поневоле провели ночь на лестнице, неожиданно получив шанс поговорить друг с другом. В фильме же пара Дальберг и Бьёрнстранд при полном параде застревает в лифте.

Если Бергман и сомневался в своей комической жилке, то теперь увидел, черным по белому, что способен создать нечто отличное от того, что принесло ему известность “лишенного иллюзий бытописателя и взыскательного моралиста”, как писала “Афтонбладет”. По мнению критика Фильмсона, который год спустя сладострастно уничтожит “Вечер шутов”, “Женщины ждут” – “самый многогранный, но и самый ровный и гармоничный фильм Бергмана, который, пожалуй, кое-кого удивил, выступив как блестящий и остроумный комедиограф, притом с острыми коготками в по-кошачьи мягких лапках”. Рецензия “Свенска дагбладет” тоже расхваливала его “подкупающий, легкий и теплый юмор”.