Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов Страница 57

Прием людей с той стороны проходил всегда аккуратно, количество людей, переходивших границу, заранее оговаривалось. На каждого из них, тоже заблаговременно, готовились документы: паспорт и пропуск для пребывания в пограничной полосе. Делалось все возможное, чтобы избежать каких-либо случайностей. И любое отклонение от заранее намеченного графика перехода границы исключалось. Были и непредвиденные случаи. В Маньчжурии существовал «Союз Нового Поколения». Эта эмигрантская организация действовала под руководством японской разведки, и один из ее руководителей был направлен на нашу сторону через «окно». Но так как его переход не был заранее предусмотрен, то документы на него не были заготовлены. Конечно, чекистам хотелось бы познакомиться с представителем этой организации. Но без документов он не мог бы добраться до Читы и Иркутска – режим в те годы был строгий. И Яковлев, постоянно руководивший приемом людей на границе, отправил гостя обратно.

Наступил новый этап операции, когда за кордон нужно было отправлять своего человека. Человека, которому бы полностью доверяли и который на все, что происходит на той стороне, смотрел бы глазами чекистов и по возвращении ответил бы на все вопросы. «Темный» был только курьером, а новый посланец «организации» должен был быть представителем ее штаба, быть в курсе всех дел и планов, иметь полномочия вести переговоры от имени «подпольщиков». Он должен был попытаться выполнить план чекистов, решивших выманить на нашу территорию полковника Кобылкина. Замечание Артузова о том, что лучшим проявлением доверия со стороны японской разведки было бы направление по каналам «организации» видных представителей эмигрантских контрреволюционных организаций, в Иркутске помнили хорошо.

Выбор пал на Серебрякова. Как бывший священник, он должен быть хорошо принят в эмигрантских кругах Харбина. Удобной была и легенда, по которой он мог попасть в Маньчжурию. Возможность его посылки за кордон предусматривалась с самого начала операции. Поэтому для удобства работы и с прицелом на будущее он был переведен на должность инспектора школ. Это давало возможность, не вызывая ненужных разговоров и подозрений, ездить в Читу и Иркутск и отлучаться из дома на длительное время. Кроме того, генерал Лопшаков еще в начале операции сообщил Шильникову состав штаба «организации», в который был включен и Серебряков как один из руководителей читинского подполья. Поэтому Василий Терентьевич после перехода границы мог рассчитывать на доверие Кобылкина и сотрудников японских военных миссий. Все это обеспечивало безопасность эмиссара «организации».

Были и другие соображения у иркутских чекистов. Посылка в Маньчжурию члена штаба вместо простого курьера выглядела солидно и придавала дополнительный вес «организации», указывая на ее возросшие возможности. Кроме того, Серебряков как член штаба мог встретиться с руководителями харбинских белоэмигрантских организаций и беседовать с сотрудниками японских военных миссий более высокого ранга. А во время таких встреч и бесед можно было получить более ценную информацию, понаблюдать реакцию собеседников на те вопросы, которые он как член штаба мог перед ними поставить, сопоставить увиденное и услышанное, сделать выводы. Одним из важнейших вопросов, который он должен был обсуждать, был вопрос о переброске мелких банд из Маньчжурии на советскую территорию. Серебряков должен был убедить японцев в том, что эти банды не приносят «организации» никакой пользы, а лишь усиливают бдительность чекистов и могут поставить под удар с таким трудом созданное «окно».

Учитывалось в Полпредстве и то, что приглашение Кобылкина перебраться на советскую территорию для инструктажа и смотра сил «организации», переданное лично членом штаба, который благополучно перешел границу, произвело бы сильное впечатление и на него, и на его японских хозяев. Соображений было много, и Василий Терентьевич стал готовиться в дорогу. Впервые в жизни ему самому нужно было перейти границу.

В одном из писем, которое унес через границу «Темный», Кобылкину сообщили о предстоящей поездке члена штаба в Харбин. Сообщили дату, время, место перехода границы и фамилию, которую будет иметь Серебряков во время поездки. Кобылкин проинформировал Харбинскую военную миссию. С обеих сторон границы все было подготовлено.

«Учитель» взял отпуск. На работе и дома сказал, что едет к родителям на Урал. В Иркутске – встреча с Яковлевым, сотрудниками Особого отдела и подробный инструктаж перед поездкой. Заключительная встреча с Зирнисом, и снова в путь к маньчжурской границе. Переправлялись через нее вместе с «Темным». За протокой их уже ждал встречающий с подводой, и через полтора часа пути в рассветной мгле показались строения Джалайнора. Серебрякова встречал сам Кобылкин. А через несколько часов пассажирский поезд уже мчал представителя штаба в Харбин.

В Харбине его поселили в доме редакции газеты «Харбинское время». Редактором русской газеты был японец Осава, свободно владевший русским языком. Состоялась первая беседа. За столом кроме редактора сидели секретарь японской военной миссии Суда и Кобылкин. В ходе беседы подтвердились предположения о том, что русские эмигрантские организации не имеют никакой самостоятельности, не решают никаких серьезных вопросов и являются марионетками японской разведки.

Еще в Джалайноре Серебряков передал Кобылкину письмо от руководства. В нем предлагалось отказаться от проведения диверсионных акций на советской территории. Мотивировалось это тем, что при огромном строительстве, которое велось в крае, любой разрушенный диверсией объект будет восстановлен в кратчайший срок. Диверсия вызовет пристальное внимание чекистов, и «организация» будет раскрыта и уничтожена. Серебряков от имени штаба потребовал, чтобы переброска на советскую территорию людей из Маньчжурии производилась только через «окно» у Абагайтуя и чтобы они заранее извещались о такой переброске. Он также высказал пожелание штаба, чтобы полковник побывал в Чите и Иркутске для инструктажа и смотра сил подполья. Ему гарантировали переход границы и безопасное пребывание на советской территории.

Первая беседа продолжалась несколько часов. «Редактор» принял в ней активное участие, подтвердив предположение, что редакция «Харбинского времени» является ширмой для действий японской разведки в Маньчжурии. Во время беседы японцы прямо заявили Серебрякову, что эмиграция как военная сила ничего серьезного не представляет. Поэтому контрреволюционному подполью в Забайкалье нужно опираться в своей борьбе только на японцев, то есть на японскую разведку. Серебрякова также заверили, что Кобылкин обязательно побывает в Чите и Иркутске.

Были еще две встречи в редакции «Харбинского времени», на которых стороны обо всем договорились. В обратный путь его снабдили оружием и контрреволюционной литературой. Границу переходил ночью. И вскоре в Джалайнор пришло шифрованное письмо, в котором сообщалось, что эмиссар благополучно вернулся. Было в письме и сообщение о том, в какие числа месяца ждут гостей из-за кордона.

Поездка Серебрякова в Харбин прошла успешно. На сотрудников японской военной миссии он произвел хорошее впечатление. Разговаривал солидно, со знанием дела, не заискивал, чувствуя за собой силу «организации», в которой так нуждалась японская разведка. Удалось договориться о поездке Кобылкина, о том, что все переброски через границу будут вестись только с использованием «окна». Это давало преимущества чекистам, так как на некоторое время удалось парализовать действия японской разведки на забайкальском направлении. А в этом и заключалась их работа: парализовать действия противника, выиграть время, снабжать его «информацией», которую так ждали в Харбине, и готовиться к новым невидимым боям. Василий Терентьевич успешно выполнил свою трудную задачу. Подробный отчет о его поездке в Харбин был отправлен в Москву.