Ледяной смех - Павел Северный Страница 57

Войска колчаковской армии, вконец истерзанные в боях, перемешавшись между собой, без признаков какой-либо дисциплины, откатывались к Петропавловску. Отходили, ломая приказы отхода, бросая орудия, боеприпасы, обозы с провиантом и походные кухни.

Отступление походило на разгром. У командования не было никакой надежды и малейшей возможности остановить наступление Красной Армии.

Растеряв в кровопролитных боях способность здравомыслия, потеряв именно теперь связь необходимого согласованного взаимодействия, высшее командование воинских частей не находило лучшего занятия, как сведения между собой злопыхательских, оскорбительных счетов взаимного обвинения в бездарности ведения войны. Каждый генерал старался свалить свою вину на плечи другого, забывая, что в руках каждого из них тысячи солдатских жизней.

Многотысячные солдатские массы, подчиненные разным по амбициям генералам, озлобленные неудачными боями, уставшие от переходов с позиции на позиции, страдая от холода и голода, исхлестанные колючими вицами дождей, порой в обледенелом обмундировании, месили дороги и целину, превращенные ненастьем в болота грязи.

Шли разбродно, жадно глотая махорочный дым в березовых колках, боязливо озираясь по сторонам, ожидая внезапного наступления красных. Шли полубосые, разламывая на грязи ледяную корку, привычную в эту пору на исходе октября на сибирской земле.

Во взглядах этой разрозненной солдатской массы, в куцых английских шинелях и растоптанных башмаках горела ненависть ко всему, что их окружало. И единственное, что в них напоминало людей, это была их речь, которую они, отводя душу, поганили цветастой, российской матерной бранью, склоняя в ней все, начиная от имени родной матери и кончая именем Христа.

Недовольство и дезертирство принимали угрожающие размеры. Нередки были случаи убийства неугодных офицеров. Командование, опасаясь всеобщего бунта, искало для отступающей армии психологическую отдушину, чтобы увести накал солдатского гнева в иное русло. И такое русло нашлось.

Колчак подписал приказ о беспощадном терроре к мирному населению. Этот приказ давал возможность в любом селении, в любом месте, где будет найден укрытый большевик, расстреливать из мужчин каждого десятого, а селения и деревни просто сжигать.

Приказ, отпечатанный в виде листовок Осведверхом армии, был широко распространен в войсках и возымел желанное действие: особо озлобленные офицеры и солдаты выполняли его с рвением.

Лилась невинная кровь.

Отступление армии несло кощунственный, но узаконенный террор. Любое озверение оправдывалось, ибо всем было безразлично, что творится вокруг. В людские сознания, уничтожая признаки сострадания, вживалась страшная мысль, что для всех, кто был в рядах колчаковской армии, теперь все дозволено, так как начинался путь к началу конца ее существования.

И все в армии были убеждены, что это начало приблизил бездумный, но поначалу такой удачный казачий рейд генерала Иванова-Ринова. И не сомневались, что это казачье ухарство выявило для командования Красной Армии подлинное состояние колчаковской армии, уже неспособной защищать существование Омска как столицы Сибири под властью Колчака…

2

В окна кабинета Колчака ветреным утром настойчиво, по-мышиному, скреблись — песчинки пыли, сдуваемой с мостовой. Ветер дул порывами, заставляя звенеть стекла.

Колчак, закончив совещание с чинами штаба, отпустив его участников, с генералом Лебедевым рассматривал карту, разостланную на столе, с новыми, только что нанесенными пометками о расположении войск на фронте перед Петропавловском.

В кабинет вошел взволнованный генерал Рябиков.

— Что случилось? — оторвался от карты Колчак.

— Александр Васильевич, в приемной офицер из американской военной миссии настаивает на немедленном приеме.

— Подождет.

— Но он буквально требует.

— Неужели? — Колчак бросил на карту карандаш. — Рябиков, разучились понимать русский язык?

Но Рябиков не успел ответить. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел американский офицер в форме морской пехоты.

— Мистер адмирал, я лейтенант Хопкинс.

— Что вам нужно, Хопкинс? Почему вошли, не получив приглашения? Вы, кажется, забыли, где находитесь?

— Прошу извинить. Сделать это заставили меня чрезвычайные обстоятельства.

— Какие?

— Непостижимые для цивилизованных людей.

— Даже так?

— Возмутительные обстоятельства.

— Говорите тише, у меня прекрасный слух.

Мистер Хопкинс растерянно замолчал.

— Я вас слушаю.

— На перроне омского вокзала, на глазах огромного числа людей, русские офицеры избили двух американских кинооператоров, когда те призводили съемки. Один из них от побоев уже умер.

— Скажите подробнее.

— Все началось с того, что чины из поезда американского союза христианской молодежи решили побаловать детей беженцев. Они раздавали им печение и банки со сладким сгущенным молоком. Несчастная детвора с радостными криками выхватывала лакомства из рук добрых американских дядей.

Колчак, слушая американца, все крепче сжимал кулаки, понимая, что возмутительное зрелище было разыграно специально для американской кинохроники. Растерянным и бледным стоял генерал Лебедев.

— Два кинооператора с удовольствием снимали фильм, с надеждой показать в Америке страдания голодных русских детей, спасенных из большевистского рабства. Фильм мог быть сенсацией. Америке все интересно о войне с большевиками.

— Дальше, — резко спросил Колчак, пройдясь по кабинету.

— Но на перроне появилась группа пьяных русских офицеров.

— Что вы сказали? — выкрикнул Колчак.

— Мне показалось, что два офицера были пьяными.

— Сами все это видели?

— Конечно. Офицеры прервали съемку. Разогнали детей. Разбили аппараты кинооператоров, а потом начали избивать кулаками самих. И делали это по-русски, совсем зверски. Я уполномочен потребовать от вас, мистер адмирал, немедленного наказания офицеров, участвовавших в драке, а виновных из них в смерти американского гражданина по законам военного времени просто расстрелять. Вы знаете, как это сделать.

— Это все, что вам нужно?

— Да.

— Скажите, кем вы были до поступления в ряды американской армии?

— Клерком.

— Тогда понятно, что вам чуждо понятие, что действия кинооператоров отвратительны, а главное, оскорбительны.

— Но голодным детям радостно получать лакомства.

— Нельзя доброе побуждение превращать в омерзительную и заранее задуманную инсценировку для обнаглевших кинооператоров, готовых, в погоне за сенсацией, добывать ее любым способом.