Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна Д'Арк» - Виктор Карпенко Страница 57

– Вдвоем поведем колодника? – затягиваясь поясом, спросил стрелец.

– Втроем. Сиволап на дворе дожидается.

– А что за колодник?

– Не ведаю. Ты, чертова голова, собираться будешь? – вспылил десятник. – Что девка на гулянье идя, прихорашиваешься!

– Не шуми, Никита Данилович, готов я.

Вышли из караульной избы. Ночь была на исходе. Моросил по-осеннему холодный мелкий дождь, и оттого купола соборов, ворота, стены, даже караульная изба имели неясные, размытые очертания.

– В такую ночь токмо бесу веселье, а православному на печи место, – зябко передернув плечами, заметил Степан.

– Сиволап! – позвал стрельца десятник.

– Здесь я, – отозвался мужик и вышел из-под навеса. – Вымок совсем, вас дожидаючись.

– Пошли! Тут недалече: из Тайного приказа в Разбойные мужика перевесть.

Стрельцы торопливым шагом двинулись в Кремль. Проходя мимо Фроловой башни, стрельцы заметили пробивающийся сквозь узкие бойницы свет. Мост Фроловой был опущен.

– Гли, мужики, – кивнул головой в сторону башни Никита Буйнов, – ни днем, ни ночью отдыха не знают. Поди, сам боярин, князь Иван Петрович Пушкин радеет.

– Боярин, а работой заплечных дел мастера не гнушается. Стрельцы говаривали, что и сам на пытке рук не жалеет, – добавил молчавший до того Сиволап. – Боярам-то что кровь, что водица – все едино, абы мужицка была.

– Тихо ты, шалый! – осек стрельца десятник. – А ну услышит кто…

Сиволап глухо рассмеялся.

– Кому в такую непогодь по Москве бродить в столь неурочный час. Ведчики и те, поди, по избам блох давят.

– Тише! Кого-то несет нелегкая, – шикнул на мужиков десятник.

Позвякивая веригами, мимо них, опираясь на посох, проковылял божедом.

– Никак блаженный с Соборной площади, – высказал предположение Семен.

– Он! – обернувшись назад, туда, откуда еще доносился перезвон цепей, подтвердил десятник. – Чего ему здесь занадобилось?

– Спросить надобно было, а теперь чего гадать, не вертаться же.

– Еще чего! – недовольным голосом воскликнул Сиволап. – Вернемся, удачи не будет.

Стрельцы замолчали. Вскоре и грохота их сапог по бревенчатому настилу не стало слышно.

Божедом остановился, прислушался: не идет ли кто. Было тихо. Тогда он, вложив два пальца в рот, коротко свистнул. Ему ответили, и вот к божедому из-за кучи сложенного у стены дикого камня скользнули две тени.

– Роман! – позвал голос.

– Тише! Не дай бог услышит кто.

– Кому здесь подслушивать, – стуча зубами от холода, отозвался Митяй. – За ночь токмо стрельцы и прошли. Да и то только перед тобой, – уточнил он.

– Знаю, встрелись, – почти шепотом ответил Роман, – чтоб им пусто было! Я так думаю, что не зазря под дождем вы ночь мокли: за ним, за Поляком, они пошли.

– Почто знаешь? – недоверчиво протянул Андрей.

– Сам видел, как Поляка из Пытошной выволакивали. Наверху он, в караульной избе. Сами-то стрельцы, что к Тайному приказу приписаны, разбойных не водят, других для того зовут.

– Так почему ты решил, что стрельцы за Поляком пошли? Может, так, дозором обходят, – не унимался Митяй.

– Хватит болтать! – подал голос Андрей. Положив руку на плечо Роману, он спросил: – Что делать надо, брат, говори. Мы сполним.

Роман оглядел место, где они стояли, постучал по бревенчатому настилу своим тяжелым посохом, обошел кучу дикого камня.

– Здесь дожидаться будете, – решительно сказал он. – Вы спрячетесь за этой кучей камня, а как стрельцы поровняются со мной – в ножи их, да чтоб тихо. Ежели шуму наделаем – и Поляка погубим, и самим не жить! – помолчав, добавил: – Стрелец, что впереди с фонарем идти будет, – мой, другие два – ваши.

– А управишься? – недоверчиво спросил Андрей.

Роман покачал головой.

– Не твоя забота, ты смотри своего не упусти. Быстро и тихо все сделать надобно.

– Сделаем. Быстрее бы токмо шли, а то разведнеется, тогда худо. Пошли, Митяй, – позвал он товарища. – До сих пор Бог за нас был, может, и ноня не выдаст.

Андрей и Митяй, осторожно ступая по грязи, спрятались за кучей камней. Опять воцарилась тишина. Роман снял вериги. Сойдя с настила, он основательно затоптал цепи в грязь, а затем, согнувшись над посохом, начал распутывать веревку, которой была обмотана рукоять. Отбросив веревку в сторону и ухватившись за скрытую под ней наборную ручку, он потянул рукоять вверх. Верхняя часть посоха отделилась, и за ней потянулась холодно блеснувшая сталь скрытой в посохе сабли. Лезвие выходило свободно. «Вот и пригодился подарок старца Фадея», – подумал обрадованно Роман. Он сел на омытые дождем бревна настила, прислушался. По-прежнему было тихо. Вдруг нестерпимо захотелось пить, и Роман, запрокинув вверх голову, стал жадно ловить ртом капли дождя.

Дождь все лил и лил.

Роман, прикрытый одним рубищем, не ощущал холода. Его тело перестало откликаться на холод и зной, боль и ласку, а душа – ощущать робость, страх, жалость и многое другое, чем живет человек.

Сквозь шум дождя послышались голоса. «Стрельцы, должно, возвертаются», – решил Роман и, проверив еще раз, хорошо ли выходит лезвие из сучковатых ножен, приготовился к встрече.

Хотя Роман и ожидал появления стрельцов, они все-таки предстали перед ним совсем неожиданно: по-видимому, из-за того, что дождь усилился и вода сплошной стеной стояла перед глазами.

Впереди шел стрелецкий десятник. За ним, поддерживаемый под руки стрельцами, где переставлял, а где и волочил ноги Поляк.

– С дороги! – рявкнул десятник и сильно толкнул Романа кулаком в грудь. Тот не удержался на ногах и, поскользнувшись на покрытом жижей бревенчатом настиле, полетел в грязь.

Стрельцы засмеялись.

– Нашел денежку? – выкрикнул один из них. – Поделись, коли нашел.

– Сейчас каждому воздам по заслугам! – угрожающе прохрипел Роман и, опираясь на посох, начал подниматься из грязи.

Стрельцы еще стояли напротив него и смеялись, когда Роман, подняв посох над головой, двинулся на стрельцов.

– Ты что? Спятил? Не доводи до греха! – выкрикнул, недоумевая, десятник и отступил на два шага назад. – Уймись, калека! Убью!

Роман, взмахнув посохом над головой, обнажил лезвие, скрытое в нем.

Стрелецкий десятник торопливо выхватил саблю, пытаясь ею заслониться, но было поздно… Режущий сверху вниз сильный удар, нанесенный умелой рукой, рассек голову надвое. Стрельцы, ведшие под руки Поляка, ничего не поняли из того, что увидели – так все быстро произошло, и только лишь когда Роман, переступив через безжизненное тело десятника, угрожающе двинулся на них, они, бросив узника, ощетинились бердышами. Роман, поводя из стороны в сторону клинком, выжидал. Он понимал, что ему супротив двух молодых стрельцов не устоять, и тогда Роман засвистел. Засвистел пронзительно, залихватски, по-разбойничьи, призывая на помощь своих товарищей. В тот же миг один из стрельцов, вскрикнув, упал. В левом боку у него торчала рукоять кинжала. Другой стрелец, бросив бердыш, с криком «Дьявол!» бросился бежать.