Две Москвы: Метафизика столицы - Рустам Рахматуллин Страница 57

Барочный труд лишь внешне сходен с вавилонским. Последний есть труд ложного, а первый – утаенного, даже от автора, смысла и адреса. Труд, постепенно открывающий или приобретающий тайные смысл и адрес.

Суд над барочными вещами не таков, как суд над вавилонской дерзостью, поскольку все они царь-вещи. Царь-колокол, царь-колокольня, царь-собор, царь-крест, царь-дом. Барочный человек работал их не в собственное имя. В барочном адресе царево отдается Богу, потому что Бог барокко выступает с царским титулом. Иначе говоря, барочный труд поставлен в перспективу Царства Божия.

Короны на барочных венчающих крестах, трактуемые то как знаки монаршего внимания к церквям, а то как геральдические знаки помещиков – строителей церквей, скорее означают, что Распятый есть истинный Царь. И в этом смысле перед нами царь-кресты.

Все царское в барокко предназначено последним срокам. Чтобы возвестить их исполнение, Царь-колокол, во-первых, должен быть царем колоколов, а во-вторых, любой ценой не зазвучать до времени. И вот, Царь-колокол, каков он есть, не зазвучит – закон природы; но что же может помешать ему, когда изменится самый закон, гудеть, ходить, раздаться на весь мир? Недаром он поставлен на земле, недаром безъязык, недаром и расколот – отверст, как раковина, слышащая море.

Барочный человек работал последние вещи, Вещи последнего времени. Хватился, что все на свете слишком не готово, не сделано для встречи, не ждет той перемены, которой так ждало Средневековье.

Сама барочная избыточность – высот, размеров, пластики, перечислений – есть спешка украшения земли для этой встречи и перечень творения перед Концом.

Война и мир

По аналогии с царем колоколов, возможна интуиция, что и Царь-пушка ожидает своего однажды. Вещи Средневековья и барокко, Царь-пушка и Царь-колокол соседствуют, как сами эти времена, объединенные предчувствием Конца. Предчувствием, в котором замиряются сруб Аввакума и никоновский Новый Иерусалим.

Дж. Кваренги. Вид Кремля с некоторыми древними строениями. 1797. Фрагмент.

Царь-колокол условно показан на поверхности земли, хотя оставался в яме, и составлен с Царь-пушкой, лежавшей во дворе Арсенала

Пушка и колокол, переливаемые друг во друга, суть аллегории войны и мира. Но царица пушек и царь колоколов отлиты к последней войне и последнему, вечному миру.

Шапка и корона
Воробьевы горы, храм Христа Спасителя

ПЕРЕЛЕТЫ

Шапка и корона – Всадники – Ваганьково и Воробьево – Воробьево и Опричный двор – Академия и Университет – Пречистенский дворец – Дворец советов – Путь ветра – Небо над Москвой – Обозрение Москвы – Лужники

НИТЬ МИКЕЛАНДЖЕЛО

Московский Ватикан – Московский Яникул – Ватикан и Капитолий – Московский Капитолий – «Алтарь отечества» – Марсово поле Москвы – Маятник

МЕСТО АЛЕКСАНДРА

«Невольный каменщик» – Мамонов, или Дубровский – Нескучное

НЕТЕРПЕЛИВОМУ ГЕРОЮ

«Трухмальность» – Наполеон – Кутузов

КИЕВСКИЕ ГОРЫ

Голенищево – Андреевский монастырь – Булгаков

МАТЬ ЦЕРКВЕЙ

Лунная дорога – Слово Филарета – Сионская горница

ДВА СВЕТА

О Просвещении – О византизме – Храм-спаситель

А.Л. Витберг. Проект храма Христа Спасителя. Второй вариант. 1817. Подножие храма – стометровые Воробьевы горы

Часть I
Перелеты

Шапка и корона

Семихолмие Москвы неполно без Воробьевых гор. Короной города назвал их император Александр I. Значимость Гор подчеркнута попыткой Александра возвести на них обетный храм Христа Спасителя по плану Витберга.

Поставленный в итоге Николаем I, на Волхонке, по плану Тона, храм Спасителя слыл шапкой города.

Путешествие храма было не первым и не последним в череде известных между Занеглименьем и Воробьевыми горами сообщений.

Всадники

Например, Булгаков в последних главах «Мастера и Маргариты» перенес своих героев при помощи грозы с крыши Пашкова дома на Воробьевы горы. На крыше Воланд сидит спиной к закату, наблюдая, как ломается в московских окнах солнце, – и то же ломаное в окнах солнце видно ему с обрыва Воробьевых гор. Последовательный, чертежный перенос.

Ваганьково и Воробьево

Сообщение между Ваганьковом и Воробьевом установилось с первых строк их писаной истории. Оба суть царские места, и до XVII века их владельческая фабула одна: сначала, в середине XV века, – великая княгиня Софья Витовтовна, после – удельный дмитровский князь Юрий, затем Иван Великий и его наследники.

Воробьевы горы и Лужники на плане Москвы С.М. Горихвостова. 1767–1768.

На бровке горного (южного) берега – Воробьевский царский дворец (слева) и усадьба Васильевское (в центре; будущая Мамонова дача).

Правее, на подоле, Андреевский монастырь.

Еще правее – усадьба Нескучное Трубецких и смежные усадьбы, вошедшие впоследствии в состав царской усадьбы Нескучное.