Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945 - Владимир Поляков Страница 56

Подготовив оба мартиролога авиаторов 39-го авиаполка, я поймал себя на мысли о том, что их уже можно было бы объединить в один, так как и те ребята, которые погибли в 1941–1945 годах, и те, кто выжил в той страшной войне, практически все ушли из жизни.

В 1968 году певец Марк Бернес увидел стихи Расула Гамзатова в переводе Наума Гребнева и предложил композитору Яну Френкелю создать на их основе песню. При этом он внес небольшую корректуру, заменив в тексте всего одно слово. «Солдаты» вместо «джигиты». Говорят, что Расул Гамзатов обиделся, так как эти понятия, на его взгляд, не равноценны. Может быть, он и прав, но в трактовке Марка Бернеса песня сразу же вспорхнула над Кавказскими горами и понеслась по всему Советскому Союзу. Не случайно сегодня на постсоветском пространстве установлено уже двадцать четыре памятника журавлям как память погибшим на полях сражений воинам.

Вчитываясь в мартиролог, я ловлю себя на мысли о том, что вижу, как высоко в небе летя строем девятки души авиаторов.

Вот первая девятка, которую ведет Павел Захарычев, за ним другая, третья, десятая, сороковая, и я сбиваюсь со счета.

Периодически к головному журавлю подлетает кто-нибудь с земли. Докладывает о прибытии, представляется и получает разрешение занять место в своей эскадрилье, в своем подразделении.

Вот так же в 1992 году последний раз стал в строй и мой отец. Наверное, когда он доложил Захарычеву о своем прибытии, тот указал ему место в девятке рядом с его друзьями: Виктором Бакурадзе, Йосипом Новаком, которые смотрели на своего друга, узнавая его и не узнавая, – но далее подлетали девятки, где тоже были друзья: Иван Утюскин, Гриша Козаченко, Сережа Рябиков…

Вот девятка, которую ведет Костя Смирнов. Вновь плечом к плечу летят рядом Миша Тревгода, Сережа Карманный, Петя Бадяев…

Словно прикрывая их, летят души летчиков, техников эскадрильи Павлова, Володя Тарасов, который и там делает какие-то зарисовки.

Вот подходит ведомая Ахматовым его бывшая отдельная эскадрилья: Иван Кленин, Николай Кирей, Трофим Прогрущенко…

В этом же строю, не возле каждого, но у многих рядом, летят души их верных спутниц. Это наши мамы, бабушки… Да и где им быть, как не рядом с их мужьями: Полина, Лиза, Сима…

В самом конце показалась стая журавлей, ведомая Борисом Чугаем. Даже там он и его техники, мотористы вглядываются в даль, не нужна ли их помощь. Николай Курукалов привычно отыскивает свои экипажи. С этим он расстался еще в 41-м в Пинске; с тем – под Москвой; с этим – на Дону; с тем – под Кривым Рогом; с этим – уже в Венгрии.

Немного в стороне, приветствуя своим курлыканьем, прошел полк, ведомый Александром Николаевичем Никифоровым.

Где-то далеко в стороне, много севернее, прошли девятки 241-й дивизии, которую, как всегда, ведет Алексей Федоров. Его душа с ними, хотя своим зорким взглядом он всматривается в души всех тех, с кем он прошел самый трудный период своей жизни в начале 1943 года.

В этом строю 39-го авиаполка я заметил только два «свободных» места. Господи! Хоть бы подольше они не пролетали над Ульяновском и Москвой, где живут последние могикане, последние в самом высоком значении этого слова участники боевых вылетов 39-го авиаполка в той страшной войне, которые словно выполняют возложенную на них кем-то миссию – не дать прервать эту связующую нить времен.

Прав, наверное, был в своей обиде Расул Гамзатов. «Джигит» – это больше чем «солдат». «Джигит» – это эпитет. То же самое, что и «орел», «сокол». Даже если он «сталинский сокол».