Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен Страница 56

Третьей линией обороны России в принципе являлось все годное к военной службе мужское население империи. За время Отечественной войны в вооруженные силы были призваны более миллиона человек, не считая тех нескольких сотен тысяч солдат, которые уже были в строю к началу кампании. Очень немногие из этого миллиона, однако, приняли участие в реальных боевых действиях в 1812 г., и может показаться странным, что, имея в своем распоряжении подобные ресурсы, Александр I позволил себе откладывать их мобилизацию и тем самым дал возможность Наполеону добиться серьезного численного перевеса накануне войны.

На этот счет существует ряд правдоподобных объяснений. Истинный размер наполеоновской армии, готовившейся к вторжению в Россию, стал известен только в начале 1812 г. Александр также не желал провоцировать Наполеона, открыто наращивая численность российской армии. Возможно, еще большее значение имели кадровые и финансовые проблемы. Не было никакого смысла проводить мобилизацию многотысячной массы рекрутов и кормить их за государственный счет до тех пор, пока не было достаточного количества обер- и унтер-офицеров, которые могли бы обучить их и повести в бой. Государство в 1807–1812 гг. сделало все возможное для подготовки эффективных военных кадров. Полковое начальство получило инструкции по выучке младших унтер-офицеров. Были сформированы три так называемых гренадерских подготовительных батальона, которые должны были готовить кадры для замещения должностей фельдфебелей и унтер-офицеров. Существовали различные стимулы для получения офицерского звания. Например, вдовы офицеров, погибших в сражении, получали их жалование в полном размере в качестве пенсии. Еще важнее было то, что военное министерство учредило приписанный ко Второму кадетскому корпусу так называемый Дворянский полк, предлагавший желающим пройти бесплатно и по сокращенной программе курс офицерской подготовки. С 1807 и до конца 1812 г. более 3 тыс. молодых людей прошли через этот полк и получили офицерское звание; большинство продолжило службу в армейской пехоте. Тем не менее как до, так и во время войны найти надежных обер- и унтер-офицеров всегда было сложнее, чем произвести набор рекрутов ^[198].

Действия и слова Александра I накануне наполеоновского вторжения, позволяют понять, в каком направлении работала его мысль. В августе 1812 г. он сказал официальному лицу из Финляндии, что единственный способ сплотить российское общество, несмотря на огромные жертвы, которые потребуется принести для победы над Наполеоном, сделать так, чтобы французский император воспринимался как агрессор, чтобы он вторгся на территорию России. Александр I отчетливо ощущал, что в случае войны на русской земле он мог обратиться с призывом принять «добровольное» участие в военных приготовлениях, что было невозможно в том случае, если бы он выступил инициатором войны или начал ее за пределами отечества, как это было во время всех войн предшествующего столетия. Он начал обращаться с подобными призывами еще до наполеоновского вторжения. Таким образом, политическая и финансовая логика переживающего бюджетный дефицит государства заключалась в том, чтобы не начинать полномасштабную мобилизацию до того момента, когда война стала бы неизбежной, и можно было бы рассчитывать на добровольное участие общества. Эта политика проводилась в течение всего 1812 г. ^[199]

Военные планы стали составляться с начала 1810 г. В марте того же года М.Б. Барклай де Толли подал Александру I записку под названием «О защите западных пределов России». Документ важен как тем, что в нем было сказано, так и тем, о чем предпочли умолчать. Большая часть изложенных в нем идей послужила основой для всех будущих планов, разработанных Барклаем и Александром I. Именно они в конечном итоге являлись единственными людьми, чье мнение имело реальный вес, когда речь заходила о планировании военных действий.

М.Б. Барклай подчеркивал, что из всех российских границ западная является наиболее уязвимой. Она была чрезвычайно протяженной и плохо защищенной вследствие равнинного рельефа местности и малочисленности российских войск, сосредоточенных вдоль нее. В отличие от большей части рубежей Российской империи, на западной границе угроза вторжения не возникала со времен поражения Карла XII под Полтавой столетием ранее. Это объясняло ее слабую укрепленность. Военный министр утверждал, что в случае вторжения сильно превосходящих сил противника на земли, отторгнутые от Польши после 1772 г., их защита не представлялась возможной. Удержать эти территории можно было только посредством возведения системы крепостей, но это стоило баснословно дорого и требовало по крайней мере двадцати пяти лет. В этих обстоятельствах российская армия должна была с боями отходить с территории всей Белоруссии и Литвы. Она должна была использовать, забрать с собой или уничтожить все запасы пищи и фуража в этой местности, поставив противника перед необходимостью находить себе пропитание в опустошенных районах.

Основная задача заключалась в создании сильной защитной линии вдоль Двины ^[200] и Днепра, где русским предстояло держать оборону. Для укрепления этой линии требовалось возвести ряд крепостей и укрепленных лагерей. Барклай полагал, что «вероятнее всего» противник нанесет основной удар на юго-востоке в направлении Киева, хотя продвижение на северо-западе в сторону Курляндии и Ливонии было также возможно. В любом случае российская армия, которой предстояло встретить этот удар, попыталась бы замедлить движение противника, отступая с боями, но при этом избегая генерального сражения. По мере того как находившиеся под ударом войска отступали в направлении укрепленного лагеря, российская армия на противоположной стороне должна была попытаться зайти противнику в тыл. М.Б. Барклай добавлял, что «нельзя ожидать, чтобы противник осмелился наступать по центру», иными словами, в направлении Минска и Смоленска, но если бы он все же пошел на это, тогда располагавшаяся там небольшая «резервная армия» должна была заманить французов вперед, а две главные русские армии — ударить неприятелю во фланги и в тыл.

М.Б. Барклай утверждал, что из двадцати трех дивизий действующей армии восемь потребовалось бы оставить для обороны территорий в Финляндии, на Кавказе и на турецкой границе. Это обстоятельство требовало проведения некоторых фортификационных работ в Финляндии, мира с турками и невмешательства Австрии в Валахии и Молдавии. Даже в случае реализации столь оптимистичного сценария только пятнадцать дивизий (едва насчитывавших 200 тыс. человек) смогли бы действовать на западном фронте. Семь из них следовало разместить на юге, т. е. на левом фланге российской линии фронта. Они преградили бы противнику путь на Киев. Четыре дивизии планировалось сосредоточить на правом фланге — в Курляндии. На огромном пространство, отделявшем одну армию от другой, размещалось всего четыре дивизии, которые располагались между Вильно и Минском.