На Фонтанке водку пил - Владимир Рецептер Страница 56

Да, чуть не забыл… До сих пор жалею, что во время наших гастролей в Буэнос-Айресе ни я, ни мои спутники, включая заведующего отделом торговли обкома КПСС руководителя нашей поездки Букина и сопровождающих лиц из КГБ, не знали о хитроумной проделке дедушки, скрывшего от партии и государства место рождения моего отца, потому что именно в Аргентине и ее столице Буэнос-Айресе я бы наилегчайшим образом справился с обязанностями поставить товарищам выпивку (лично для меня в этом действии и заключается живое соответствие принципу «с меня причитается»), и вот почему.

Не успели мы ступить на интуитивно близкую мне почву, а дорога, повторюсь, была чрезвычайно долга и утомительна: Ленинград — Москва — Франкфурт-на-Майне — Лиссабон — Сантьяго — Гавана — Лима — Буэнос-Айрес, — как Миша Данилов (случайно) и разведгруппа «санитаров Европы» (намеренно) совершили одно за другим два оглушительных открытия.

Данилов с ходу напоролся на супермаркет рядом с гостиницей, в котором по баснословно низкой цене продавалось великолепное баночное пиво. На специальной и не вдруг различаемой нижней полке неистребимыми полчищами стояли так или иначе примятые банки, которые стоили в пять или семь раз дешевле немятых, так как справедливо считались бракованными. Но, как не менее справедливо заметил народный артист Всеволод Кузнецов, в помятой банке было ровно столько же пива, сколько и в неиспорченной, если, разумеется, умело к ней подойти и вскрывать с нежностью. При нашей бедности требовать товарного вида от глупых жестянок было еще более глупо.

Но не успел непьющий Данилов посвятить свое открытие разрешающему себе Кузнецову, как «музыкальный обоз» обнаружил в близлежащей аптеке под вывеской «Формация» чистейший медицинский 96-градусный питьевой спирт по еще более провокативной цене — одна условная единица за один литр. Более того, разведка боем обнаружила тот же спирт и по той же издевательски низкой цене во всех окрестных «Формациях», которые были тут же нанесены на карту местности.

Наши музыканты не стали таить своего чудесного открытия от коллектива, и то ли Валя Караваев, то ли Женя Чудаков, подражая закадровому голосу Ефима Копеляна в фильме «Семнадцать мгновений весны», официально произнес:

— «Формация» к размышлению…

Образ был подхвачен, стал естественным путем развиваться, и вскоре коллеги привычно предлагали друг другу сбегать на угол за свежей «информацией». Дело кончилось тем, что во всех близлежащих аргентинских аптеках резко упали спиртовые запасы, а некоторых наших артистов стали в них узнавать как настоящих звезд. И Женя Чудаков сказал:

— Пора уезжать, а то от избытка чужой «информации» красная труппа сильно посинела…

Разумеется, он шутил, и в шутке было сильное преувеличение, но вообразите себе, читатель, жизнь простых советских артистов далеко от Родины, под дамокловым мечом реакционной аргентинской военной хунты и бдительным приглядом завторготделом обкома Букина, в условиях умопомрачительного сочетания вызывающе дешевого спирта с почти дармовым баночным пивом. Конечно, основной удар благородно приняла на себя партийная организация во главе с Толиком Пустохиным, грудью закрывая вражескую амбразуру.

Получив щедрую подпитку от латиноамериканской действительности, народный юмор продолжал расцветать. Не мог не тронуть, например, до боли близкий аргентинский обычай сдавать бутылки и, получая взамен жетоны, возвращать денежки через кассу; так, отель наш «Савой» рядом с «бутылочным» супермаркетом, довольно старый и, как сказали бы в Одессе, задрипанный, приобрел у нас название «Савой в доску».

А еще по пути в Аргентину, когда, преодолевая тяготы полета, ребята «взяли на грудь» в братской Гаване и на пересадке в Лиме (Перу), у некоторых возникли ощущения чугуна в голове, Миша Данилов, оглядев перуанский пейзаж и его печальных фигурантов, произнес:

— В чужом Перу похмелье…

Но вот что артист Р. сумел оценить только постфактум: оказалось, что глава фирмы «Даефа», вывезший нас в Буэнос-Айрес, мощный сангвиник Давид и его вторая жена могучая Неля — настоящие одесситы, так же как и мой дед, эмигрировавшие в Аргентину, но, в отличие от него, не рвущиеся обратно…

Мы появились в Буэносе в дни майских календ 1981 года, и, как порядочные одесситы и советские в прошлом люди, Додик и Неля сразу догадались, что с них причитается. Тут и был устроен праздничный выезд на катамаране по протоку Параны до виллы «Богемский лес», на которую была приглашена не только наша большая семья, но и директор театра «Сан-Мартин», где мы выступали, и советский посол в Аргентине, и его советники с семьями, и сотрудники продюсерской фирмы «Даефа», включая «мозговой трест» — завотделом Леви и главу финансовой службы Соломона, тоже, разумеется, с семьями. Маевка вышла прекрасная, и ее описание достойно более высокого пера, чем то, каким располагает автор, хотя в нем все еще сильно искушение вернуться на виллу в прямом и переносном смысле. Скажем лишь то, что главным действующим лицом маевки стала знаменитая аргентинская «осада», ради которой был зарезан жертвенный бык. Беря пример со знаменитого американского импресарио Сола Юрока и пропагандируя советское искусство, фирма «Даефа» по совместительству торговала аргентинским мясом, и большой бык не был для нее большой проблемой.

Гигантские куски мяса медленно переворачивались над жаровней, доспевая, шипели только что изготовленные могучие колбасы, столы были уставлены бутылями веселого вина и несметным количеством дразнящих ноздри приправ. До сигнала к атаке приходилось еще подождать, и, гуляя по вилле, гастролеры стали сшибать с больших орешин молодые плоды и, очищая их от кожуры, лакомиться в предвкушении «осады».

Некоторые сказали, что мяса все-таки многовато и надо было не стесняться, а захватить с собой пиво и спирт. Нашлись и те, которые сделали это. А когда всех пригласили к столам, стоящим на пленэре большой буквой П, один из наших прославленных едоков сказал: «Этого нам, по-моему, не сожрать!»

На что Женя Чудаков находчиво ответил: «Нет такой „осады“, которую бы не выдержали русские артисты». И, по-моему, он оказался прав.

Здесь автор задал себе следующий вопрос: какое отношение к путешествию в Японию имеет путешествие в Аргентину, а тем более — в Чехословакию? И тут же догадался, что для нашего человека нашего времени, каким и является автор, всякая загранка есть нечто экзотическое, а квинтэссенцией этого нечто является, конечно, Япония. И сегодня, оглядываясь назад, он может сказать, что Аргентина обнаруживает в себе три с половиной — четыре процента Японии, а Чехословакия ноль семь — ноль девять ее же процента. Развивая мысль в сопровождении водки завода «Ливиз» и в компании достойных собеседников, он пришел к окончательному выводу о том, что посюсторонний мир делится, в сущности, всего на две любимые страны: во-первых, материковую Россию и, во-вторых, островную Японию…

В драматические артисты Чудаков попал непростым путем.

Родился он в Донбассе в потомственной шахтерской семье, прописанной в городе Артемово, и хотя мама его обладала абсолютным слухом и замечательно пела в стоящих случаях, она была просто поражена, услышав, что сын собирается поступать в культпросветучилище. А двинуть именно в него Женьку накрутили две заезжие девицы, строя глазки и обещая культурные и просветительские радости немедленно после поступления. В Артемово девицы залетели по невнятному поводу из самого Питера, так что их встречу с Женей можно считать знаком судьбы.