Фицджеральд - Александр Ливергант Страница 56

Похороны, в полном соответствии с завещанием покойного, были более чем скромными. Завещание, впрочем, — громко сказано. «Похоронить подешевле, — записал Фицджеральд карандашом на странице какой-то рукописи незадолго до смерти, — без показухи и излишних затрат». Состоялись похороны 27 декабря, опять же по желанию покойного — в Роквилле, под Балтимором, где похоронен отец, однако не на католической части кладбища, как хотел Фицджеральд, а на протестантской; в католических похоронах ему было отказано: как видно, не заслужил — а ведь как в свое время трудились родители над образом правоверного католика! Похороны были весьма немноголюдными, собралось самое большее человек тридцать: проститься с покойным приехали лишь самые близкие, да и то далеко не все. Были Скотти, Джералд и Сара Мэрфи, Перкинсы, Оберы. Не было не только Зельды, но и «литературных поводырей»: с Бишопом Скотт давно разошелся, Эдмунд Уилсон на похороны не выбрался.

Проститься со Скоттом старый друг и наставник не приехал, но свой дружеский долг исполнил: взялся, причем бесплатно, отредактировать «Последнего магната». Роман, как мы знаем, дописан не был, но, когда он вышел, общий тон рецензий был хвалебный. Если бы, дескать, Фицджеральд его дописал, то внес бы большой вклад в американскую литературу; «Магнат» мог бы стать превосходным романом о Голливуде — наклонение, увы, в большинстве критических отзывов сослагательное.

Будет и изъявительное. В 1941 году, меньше чем через год после смерти писателя, Уилсон соберет в журнале «Нью рипаблик» отзывы о нем; на предложение Уилсона откликнулись Бадд Шульберг, Джон О’Хара, Джон Пил Бишоп, Мальколм Каули, Джон Дос Пассос. Вся королевская рать — правда, без короля: Хемингуэя в этой рати, как видите, нет.

И все же Хемингуэй отозвался на кончину Фицджеральда, причем дважды. Первый раз в ноябре 1946 года в письме Перкинсу, где он пишет о «Последнем магнате»: «Скотт абсолютно разучился понимать людей. И все же с техникой и романтикой у него по-прежнему всё в полном порядке. Пыльца давно уже слетела с крыльев бабочки, но бабочка продолжала летать, пока не умерла». Образ, если читатель не забыл, тот же, что и в «Празднике, который всегда с тобой»: «Его талант был таким же естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Второй — спустя десять лет после смерти Скотта. Вот что пишет Хемингуэй в апреле 1950-го Артуру Майзенеру: «Он был романтиком, он был тщеславен и бог весть как талантлив. Благороден, хотя и не добр. Когда не пил, он был очаровательным, жизнерадостным товарищем, хотя его всегдашнюю тягу к идолопоклонству переносить было непросто. Главное же, он был абсолютно неуправляем; вытворял невесть что. Жаль, что его нет и он не может прочесть это письмо; тогда бы он убедился, что я ничего не говорю исподтишка. Литературу Скотт превозносил, ему было невдомек, что литература — это всего-навсего умение хорошо писать и дописывать то, что начато». Всё верно, ни с чем не поспоришь. Хемингуэй на этот раз не покривил душой: то, что он написал в 1950 году Майзенеру, он не раз говорил и писал самому Фицджеральду.

Еще пара слов про Уилсона. Спустя несколько лет он выпустит два сборника Фицджеральда; в первом переиздаст «Гэтсби», «Магната» и лучшие рассказы, во второй войдут автобиографические очерки, «Записные книжки», письма к дочери и близким друзьям, наброски романов и рассказов. К обоим сборникам Уилсон напишет предисловие, а ко второму — поэтическое посвящение. Есть в нем такие строки: