Военные мемуары. Единство. 1942-1944 - Шарль де Голль Страница 56

Прошли месяцы, пока я смог выбрать и послать человека, отвечающего этим многообразным требованиям.

Временно исполняли обязанности моих делегатов Клод Бушине-Серейль ^[79] и Жак Бенжан, которых я в свое время направил из Лондона для совместной работы с Жаном Мулэном. Первый действовал в Париже, и ему удалось сохранить все связи, несмотря на то, что в этот период происходили ужасные опустошения в руководстве различных групп движения. Второй работал в южной зоне и сосредоточил свои усилия главным образом на организации помощи людям, спасавшимся от угона в Германию, — на юго-западе Франции, в Центральном массиве и в Альпах число их все увеличивалось. Жак Бенжан был захвачен врагом и покончил с собой. В сентябре я назначил представителем генерала де Голля и делегатом от Национального комитета освобождения Эмиля Боллаэрта ^[80]. Префект Боллаэрт был истинным патриотом — в 1940 он отказался присягнуть маршалу Петену и вышел в отставку. По своим чувствам и способностям он был вполне достоин того поста, который я предложил ему. Но вскоре после своего назначения Боллаэрт был арестован немцами в Бретани, на берегу моря, когда он уже готовился сесть на судно, направляясь в Алжир за инструкциями правительства. Гестапо увезло его в Бухенвальдский концлагерь. В довершение несчастья одновременно с Боллаэртом попал в руки врага и Пьер Броссолет. Вскоре он погиб: пытаясь бежать, он выбросился из окна в здании гестапо и разбился. Пьер Броссолет, доблестный борец, по своей храбрости, пламенной воле, престижу, которым он пользовался среди различных элементов Сопротивления, тоже был достоин поста генерального делегата; так же как и Жан Мулэн, он не был связан ни с одной политической партией и ожидал действенных результатов как в дни войны, так и завтра, в дни мира, только от «голлизма», возведенного в социальную, моральную и политическую доктрину. В марте 1944 обязанности делегата я возложил на Александра Пароди ^[81], члена Государственного совета и генерального директора министерства труда; он тоже отказался служить под властью Виши; брат его, Рене, был участником Сопротивления и одним из первых отдал свою жизнь за Францию.

Злосчастье преследовало моих представителей. Тем временем коммунисты постепенно осуществляли свои намерения относительно Национального Совета Сопротивления. Они добились того, что из пятнадцати его членов пятеро оказались у них в явном или тайном подчинении. Национальный Совет по собственной инициативе решил избрать председателя, и им стал Жорж Бидо — он был видным участником Сопротивления, отличался чрезвычайной склонностью, да и способностями к политической деятельности; до войны Бидо был известен как талантливый журналист и влиятельный член партии христианских демократов, питавший честолюбивое желание превратить эту маленькую группировку в настоящую большую партию и быть ее главой. Он охотно принял предложенную ему роль, не побоявшись связанных с нею опасностей. Одной из них и далеко не самой малой была опасность оказаться в этом ареопаге под эгидой дисциплинированной группы, искушенной в революционной деятельности, прекрасно умевшей и раздувать свое значение, и устанавливать товарищеские связи. Вскоре мне уже сообщили о наскоках этой группы, о неприятностях, которые она доставляла Жоржу Бидо, и о тех затруднениях, которые вскоре это могло создать и для меня. Действительно, Совет Сопротивления уведомил меня, что поскольку его пленарные собрания по необходимости должны быть редкими, он возложил свои полномочия на бюро, состоявшее из четырех членов — из них двое были коммунисты, — а военными вопросами поручалось ведать созданному им «Комитету действия», в котором господствовали «партийные».

Развитие нашего движения во Франции в этот период, то есть в конце 1943 и начале 1944, меня чрезвычайно озаботило — тем более, что я находился в Алжире, а оттуда мой голос мог быть услышан во Франции хуже, чем из Лондона. Личный контакт со всей французской нацией, который позволяло мне установить радио, постепенно ослабевал. Волны алжирских станций были во Франции менее известны, чем волны Би-Би-Си. А между тем наши передачи из Алжира, из Туниса и из Рабата стали интересны и приобрели свой собственный характер. Это, несомненно, было заслугой Анри Боннэ — комиссара информации, Жака Лессэня — директора «Радио-Франс», Жана Амруша, Анри Беназе, Жана Касте, Жоржа Горса, Жана Руара и других. Правда, передачи крупной станции в Браззавиле, находившейся под надзором Жеро Жува и действовавшей на полную мощность, привлекли теперь все больше слушателей во всех концах света. Однако у меня было впечатление, что голос мой глухо доносится до французов. Говорить с нацией мне стало труднее; более сложным делом стало также поддерживать с Францией тайные связи. Связи эти были организованы еще в Лондоне. Пользуясь постепенно выработанными у нас способами, мы слали из Лондона наши инструкции и воззвания. В Лондон нам слали доклады, отчеты, направляли туда агентов; в Лондон прибывали и те, кто желал посетить нас, и люди, бежавшие из Франции. Мы пользовались самолетами, сторожевыми судами, телеграфом, радио, связными — словом, тут наладилось своего рода ритмичное движение, управлявшееся из Лондона и ставшее привычным для мужественной армии наших информаторов, связистов, экспедиторов. Нельзя было порвать эту нить. Создать новую, находясь в Алжире, было нелегко, ибо мы еще не нашли для этого способов и нам мешала дальность расстояния. Например, легкий одномоторный самолет, поднявшись с английской базы, уже через два часа мог приземлиться во Франции на какой-нибудь случайной площадке и тотчас улететь обратно. Но для того, чтобы связать с нашей метрополией Алжир, Оран или хотя бы Аяччо, нужно было иметь двухмоторный самолет, лететь на нем долго, располагать для посадки большой и ровной площадкой и перед обратным рейсом пополнить запас горючего. Поэтому главный аппарат нашей связи мы по-прежнему оставили в Англии. Это требовало многостепенных пересылок и переправ, вызывало запоздания и всяческие недоразумения. Путаницу усиливало то, что, помимо специальных служб Сражающейся Франции, существовала еще бывшая разведывательная служба главного штаба французской армии. До ноября 1942 она находилась в Виши, действовала под руководством полковников Ронена и Риве и всеми возможными для нее мерами противилась немцам, а когда неприятель оккупировал и южную зону Франции, она переправилась в Северную Африку. «Гражданский и военный главнокомандующий» обратил ее в свой аппарат связи с метрополией. Пока длилось «двуглавие» Комитета освобождения, существовало и два центра информации и действия: один — приданный мне, а другой — обслуживающий генерала Жиро. Как только последний выбыл из состава правительства — на него были возложены чисто военные задачи, — казалось бы, уже ничто не должно было мешать объединению специальных служб.