Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. - Илья Бердников Страница 56

Впрочем, едва ли кто-либо внимательно и придирчиво вчитывался в каждую фразу труда Соломонова. По-видимому, бдительность цензора усыпили величальные слова сочинителя в адрес самодержца, а также его «благонамеренное» желание уничтожить сепаратизм и сблизить еврейскую нацию с коренным населением империи. Об этом писал в своей рецензии на «Мысли израильтянина» популярный русский журнал «Библиотека для чтения», издаваемый О. И. Сенковским: «Книга, написанная с прекрасным намерением уничтожить резкие предрассудки, отделяющие евреев от христиан. Автор убеждает своих единоверцев к различным преобразованиям, которые не противоречат их религиозным постановлениям».

Обращает на себя внимание стиль сочинения Соломонова, его литературный уровень нисколько не ниже писаний русских словесников той поры и отличается образностью и особой выразительностью. Вот, к примеру, как живописует автор агонию побежденного монотеизмом язычества: «Раздраженный истукан многократно испытывал свое счастие. Он то вспыхивал пламенем, то потухал, то снова оживлялся, снова ослабевал и еще через многие годы блистал довольно ярким светом в забытых капищах Венеры и Аполлона». А вот еще одна поэтическая картина: «Перейдем к каменистой Аравии, прочтем там со вниманием описание великолепной скинии, рассмотрим с благоговением ее зодчество, ее богато-тканные покрывала и завесы, кивот, золотой семивственный светильник, золотой щит, на коем вырезана большая печать святого имени Господа Бога, медный жертвенник, золотые и серебряные сосуды, стол и двуличные хлебы, одежду верховного священника и его братии». Может быть, подобные пассажи не отвечают утонченному эстетическому вкусу М. Вайскопфа, но канцелярщины здесь нет и в помине, равно как и «клерикального жаргона» (сомнителен сам этот термин).

Кроме того, надо же ясно представлять себе реалии эпохи. Запертые в городках и местечках черты оседлости, иудеи были тогда отгорожены от российской жизни и культуры, русской грамотой владели из них лишь сотни (если не десятки), а писавших на языке Пушкина и Гоголя литературные произведения можно сосчитать на пальцах одной руки.

Соломонов одну из задач своей книги видит как раз в том, чтобы «познакомить своих единоверцев с русским языком и заохотить их к постоянному его употреблению сообразно правилам Синагоги», и уже одно это намерение достойно уважения. Он также в духе идей Еврейского просвещения призывает «ввести отечественный язык и в Синагогу». Нельзя не отметить, что в своем русификаторстве он следует за правозащитником Н. X. Ноткиным, который в своей «Записке о преобразовании быта евреев» (1803), предлагал всемерно поощрять иудеев, овладевших русской грамотой, определять их на государственную службу и даже выбирать для работы в министерствах. Впрочем, о литературном языке своего сочинения автор говорит уничижительно и кается в «неплавности слога и недостатке в словах и выражениях», – скромность, на наш взгляд, чрезмерная.

Думы Абрама Соломонова не стали достоянием еврейских масс (хотя бы потому, что по-русски читали в то время лишь незначительное число иудеев). Однако подобные мысли в широких еврейских кругах почитались тогда отступническими и воспринимались настороженно, если не сказать, враждебно. Характерно, что в 1842 году минское общество освистало маскила Макса Лилиенталя с его проповедью идей Просвещения. Потому Соломонов был «чужим среди своих», и можно сказать определенно: если бы в Минске прознали о том, что их земляк тиснул в Вильно выкладки, что, мол, надобно русские книги читать да с «гоями» брататься, ох не поздоровилось бы нашему «вольнодумцу»… Но Соломонов не мог быть и «своим среди чужих». Для бюрократов из уваровского Министерства народного просвещения этот иудей с его преклонением перед Талмудом и нетерпимостью к антисемитским наветам тоже был вольнодумцем. Его «Мысли израильтянина» согреты любовью к еврейскому народу, верой в его животворные силы. «Любезные братья! – обращался Абрам к соплеменникам. – Тот тратит слова, кто говорит с недостойным, а тот теряет человека, кто не говорит с достойным». Не в местечковом изоляционизме видел он будущее евреев, а в интеграции их в российское общество, чтобы они вошли на равных в семью других народов многонациональной империи, но обязательно сохранив при этом иудейскую веру…

Впрочем, о «прекрасном намерении» автора просвещать свой народ узнали из популярного журнала «Библиотека для чтения» преимущественно русские читатели. Может статься, кто-то заинтересовался книгой, открыл ее титульный лист и прочел: «Сочинение Еврея Абрама Соломонова». Било в глаза, что в пору религиозных гонений и дискриминационного антисемитского законодательства слово «Еврей» почему-то пропечатано здесь с заглавной буквы. Понятно, что так было принято в официально-деловой документации того времени, о чем говорит журналист Анатолий Рубинов: «Национальность писали непременно с большой буквы. Не только имя и фамилию, но и слово «Еврей»: чтобы оно было заметнее, чтобы было видно, что за человек, делами которого они вынуждены заниматься». Но в книге эта заметность обретала гордость, честь и достоинство. Что ж, пусть Еврей Абрам Соломонов останется таким в нашей памяти.