Великие любовницы - Эльвира Ватала Страница 56

Ментенон полное отсутствие зубов у Людовика XIV принимала за белозубую улыбку и правильно делала, унижать королей не следует. Правда, мы согласны, что ничего приятного нет, если у любовника нехороший запах изо рта, и даже ортодоксальный Коран, не очень одобряющий разводы, в этом отношении делал уступку: «Если у супруга плохо изо рта пахнет, можешь, жена, брать с ним развод».

Польская писательница М. Вислоцкая, книги которой, переведенные на русский язык, с большим успехом читаются нашими современными дамами, поскольку эротические прописные истины тут преподнесены в демократической форме вседозволенности, об «аромате» из уст выразилась беспощадно [82]. Но не все же обладали необыкновенным свойством Александра Македонского и Наполеона Бонапарта, которые, в силу каких-то положительных испарений тела, имели очень свежее дыхание. В основном на эти вещи надо проще смотреть и копья не ломать. Конечно, контраст не в пользу короля, когда он в эдаком роскошном аксамитном костюме, усыпанном бриллиантами и драгоценностями, выступает, а изо рта несет, извините нас, хуже бочки ассенизационной. Это любви не прибавляет. Король пускается в поиски новой, какой-нибудь хорошенькой, но глупенькой дамы, которая не терроризировала бы его своими остротами и злословием. И нашел такое милое создание, про которую говорили: «Хороша, как ангел, глупа, как башмак». Она вошла в историю не тем, что стала кратковременной любовницей короля, а тем, что случайно совершенно ввела в моду новые прически, совершенно изменившие ранее существующие. И эта мода прокатилась по всей Европе, докатилась до России и надолго там прижилась. Однажды, во время верховой езды, ветер все время трепал ее волосы. Она взяла и перевязала их низко подо лбом шелковой ленточкой. Это так понравилось королю, что он попросил свою Фонтанж, так даму звали, быть в такой прическе во время бала. И все, «пошла писать губерния»: с этих пор все дамы начали носить такие прически. Случайность моды, дорогой читатель, нас ошеломляет. Редко бывало, когда какой академический дизайнер, усевшись за письменным столом, выдумывает что-то в моде новое. Часто новой моду делала чистая случайность. И мы вам представим весьма внушительные доказательства нашего тезиса. Та же Монтеспан, ненавидящая свою беременность и родившая королю, как мы уже говорили, семерых детей, придумала свой вечно округленный животик скрывать за широкими кофтами в складках. Конечно, эффект был совершенно обратным намеренному. Когда дамы видели Монтеспан в такой кофте, они говорили: «О, Франсуаза опять в тягости». Но поскольку все ее боялись, волей-неволей пришлось дамам напяливать эти широченные кофты. Так сказать, даже не жертвы моды, а жертвы тирании. Что поделаешь, такими жертвенницами были придворные дамы нашей русской царицы Елизаветы Петровны, которая когда-то издала указ, чтобы все они носили страшнейшие парики, которые она приказала в своей мастерской изготовить. И не потому, что Людовика XIV хотела перещеголять, а по причине собственного несчастья: она стала красить волосы, а краска оказалась плохой, и все волосы у нее вылезли. Пришлось надевать парик. А поскольку она считала себя неотразимой и первой красавицей, а парикмахерское париковое искусство в России было на очень низком уровне, пришлось довольствоваться не ахти каким париком, а чтобы дамы еще хуже ее выглядели, им и совсем никуда негодные парики на головки напялили. Плакали, конечно, одевая эти страшилища, но против воли царицы не больно-то попрешь! А вот Октавиан Август такому дикому унижению свою дочь Юлию, которая еще и его любовницей была, не подвергал. Он как только увидел, что слуги у нее из головки седые волоски выдергивают и вот-вот ее лысой сделают, приказал из снятого живого женского скальпа изумительный парик сделать. Человеческая кожа натягивалась на головку Юлии, и невозможно было определить, что это не ее волосы.

Словом, мода, дорогой читатель, возникает по случайности или по причинам превратности судьбы. Лукреция Борджиа, дочь римского папы Александра VI, запретила дамам своего королевства Феррары белила и румяна: «Лицо должно быть натуральной белизны», — так прокомментировала. Дамы, конечно, последовали ее приказу. Но совершенно случайно она ввела моду на пажеские штанишки. Если нашей Фонтанж мешали волосы при конной езде и она перевязала их ленточкой, то Лукреции платье мешало, все время выставляя белые панталоны под ним напоказ. И вот для удобства она надела под платье пажеские коротенькие штанишки. Дамам так это понравилось, что они начали не только во время конной езды в них щеголять, но и постоянно: вместо дезабилье они у них стали. Правительство испугалось: эдак заберут бабы у мужиков штаны. И вот во избежание узурпации мужского самолюбия был издан приказ — пажеские штанишки дамам не носить, и для этой Цели были приставлены сторожа, которые должны ощупывать дам, удаляющихся на охоту. Но чтобы искушение «щупать» несколько ограничить, к указу было дано приложение: если ощупанная дама окажется без штанишек, стражнику грозит отрубление ладони. Словом, стражник, если уж тебе невтерпеж дамочку какую «пощупать» — готовься ходить безруким. Иногда возникшая мода была так неудобна и негигиенична, что врачи прямо ее запрещали. Не действовало: на моду логика и рассудок не действуют. И в результате мы читаем, например, из дневника придворной дамы Монтадью такие вот чудеса моды: «Мода сегодняшнего дня ужасна и находится в совершенном противоречии здравому рассудку. На голову надеваются высоченные, целые трехэтажные или четырехэтажные строения из газа, и все это укрепляется огромным количеством тяжелых лент. Фундаментом этого строения служит предмет, который называется „Вульст“, выглядевший как валки, на которых английские молочницы ставят свои ведра, но вчетверо толще. Эту махину прикрепляют своими с большой дозой (фальшивых волос, поскольку сейчас считается красивым иметь такие широкие головы, которые заполнили бы большую бочку. Волосы обильно пудрят и прикрепляют их тремя или четырьмя рядами толстых шпилек, выступающих из волос, концы которых украшают жемчугом, бриллиантами, рубинами и прочими драгоценными камнями» [83].

Так, дорогой читатель, ходили дамы в Вене в 1740 году.

А вот в Париже дамам больше нравились прически «пуфы», и ввела эту моду Мария Антуанетта, у которой был красивый лоб, значит, следовало его обнажать, высоко подняв волосы. «Мода на пуфы была огромна. Пуф представляет собой настоящее архитектурное сооружение, на котором помещаются самые различные предметы: цветы, фрукты, овощи, птички и самые разнообразные безделушки. Нередко дамы устраивали у себя на голове настоящие театральные сценки».

Полина, сестра Наполеона Бонапарта, которая была необыкновенной красавицей, но имела один недостаток: очень некрасивые, плоские, извините, но без извилин, как у осла, уши, прикрывала их специальной прической, уши закрывающей. Многим дамам понравилась эта прическа, и они начали следовать ей.

Удивительное явление мы в моде наблюдаем. Чем она глупее, тем больше ей следуют. Ввел, скажем, Эдуард IV Английский башмаки с узкими носками, чтобы замаскировать свои стройные, но короткие ступни, и что же? Придворные в своем рвении и лести до такого абсурда дошли, что стали носить башмаки со столь длинными носками, что надо было их над коленом придерживать специальной золотой цепочкой. Римский папа, возмущенный таким чудачеством в моде, для всех католиков, живущих в английском королевстве, такую вот буллу написал: «Каждому сапожнику, кто сделает носки башмаков больше, чем в две стопы, грозит штраф и тюремное заключение». Как у нас Петр I за ношение бороды, в английском королевстве надо было платить большую пошлину за возможность носить башмаки длиннее установленного размера. Возникновение моды для скрытия изъянов тела было повседневным. Маркиза Помпадур, которая была худа, как щепка, ввела платья с удлиненным лифом, очень тонкой талией и очень пышной юбкой. В таком наряде худоба не слишком заметна. Вскочет, скажем, у барышни на подбородке прыщ, а ей на бал ехать. С таким безобразием не появишься. Она схватит кусочек черной тафты, вырежет из нее маленький кружочек и приклеит, дабы прыщик прикрыть. Глядь, возникает мода на мушки. И даже в России ни одна уважающая себя барышня без мушки на балу не явится. Мешают, скажем, господину в движениях полы его сюртука, он ножницы схватит, перед до пупка обрежет, глядь, вся Европа гуляет во фраках, и он становится самой изысканной одеждой не только того времени, но и нашего тоже. Правда, в связи с фраком мы склонны скорее Загоскину поверить, который не очень лестно об этом предмете мужской одежды выразился: «А что такое фрак? Тот же самый сюртук, с той только разницей, что у него вырезан весь перед. Ну, может ли быть что-нибудь смешнее и безобразнее этого? Попытайтесь в воображении вашем нарядить какого-нибудь из древних, хоть Сократа, в какой угодно фрак, попробуйте это сделать и скажите мне по чистой совести, на кого будет походить тогда бедный философ: на мудреца или на шута?» [84]