Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью - Сьюзен Спенсер-Вендел Страница 56

Милая Грейси, златоглазая наша девочка.

Пока мои дети продолжали, слава богу, жить своей нормальной жизнью, собака почуяла, что со мной что-то не так. В ту весну, когда я взялась за обустройство дома, она нервничала все больше и больше, пока наконец не отжевала завязки у лифчика от моего бикини. Туфли она грызла и раньше (причем предпочитала итальянские, они помягче), но одежду — никогда.

Когда дети были совсем маленькими, я клала им в колыбельку свою рубашку в пятнах грудного молока. Похоже, запах их успокаивал. Я подумала, может, и Грейси поэтому жует мои вещи?

Ну и пусть. Все равно купальник мне уже не понадобится.

Я решила расценивать такое поведение собаки как знак приязни ко мне. Ведь Грейси со всеми ее штучками ужасно забавна. Часто она единственный компаньон в хижине, где обычно лежит, свернувшись у моих ног клубочком. Или гоняется за ящерицами или белками — тоже очень мило.

Когда после обеда я ложусь вздремнуть, она вскакивает на кровать и лижет меня прямо в лицо. Да, ужас. Знаю. Но мне нравится.

Иногда она укладывается прямо на подушку, сворачиваясь клубком вокруг головы, а ее длиннющий язык свешивается вдоль моей щеки. Еще чаще она шлепается прямо на грудь, чтобы беспрепятственно лизать меня в лицо.

Шмяк! Шмяк! — стучит по кровати ее хвост, а она знай себе нализывает меня и в нос, и в щеки, придавив всеми своими шестьюдесятью фунтами так, что дышать нечем, и конца этому не предвидится.

«На помощь!» — зову я, но едва успеваю открыть рот, как ее язык тут же оказывается внутри.

Ф-фууу! Гадость! Это уж слишком, даже для меня.

Однажды Грейси так разошлась, что легла повыше, чтобы лучше прицелиться, и поставила лапу прямо мне на горло. Вот тогда мне и в самом деле стало нечем дышать, но сил, чтобы спихнуть ее, не было.

— Помогите! — прокаркала я. — На помощь!

Вошел Обри.

— Грейси! Ты что, душишь маму? — сказал он и оттащил ее за ошейник.

И вышел из комнаты по своим делам. Грейси тут же запрыгнула на кровать снова.

— Кыш! Кыш! — сказала я, но потом сдалась и позволила ей улечься.

Каждый вечер, когда дети еще не легли, Джон шаг за шагом провожает меня в нашу спальню.

Там он потихоньку снимает с меня одежду.

Сажает меня на горшок.

Чистит мне зубы.

Укладывает в постель.

— Хочешь еще что-нибудь?

— Приведи Грейси, — говорю я.

Она вскакивает на кровать рядом со мной. Сворачивается клубком вокруг подушки и лижет меня своим длинным языком в лицо. Я думаю об Уэсли, с которым она проделывает то же самое. Она укладывает спать нас обоих.

Однажды ночью я проснулась в гостевой спальне в северном конце нашего дома, довольно далеко от остальных спален.

Мне нужно было в туалет, но без посторонней помощи было не встать. Я позвала в темноте:

— Эй! Кто-нибудь!

Ответа не было.

Я подождала, когда наш шумный кондиционер завершит свой цикл.

— Алло! Алло! — снова позвала я, причем мой тихий голос становился тем громче, чем больше надувался мочевой пузырь.

Ответа не было. Все спали.

— Алло! Алло! Помогите! Помогите!

И тут вошла Грейси, возможно прямо из постели Уэсли. Она посмотрела на меня, озадаченно склонив голову набок. А потом пошла и громко залаяла под дверью Марининой спальни.

Дочка проснулась, подняла Джона, и он помог мне.

— Прямо как Лесси! — сказала я, сидя на горшке.

С тех пор она стала ходить за мной по пятам, попадаясь под ноги в самый неподходящий момент, например когда Джон укладывал меня в постель.

— Скорее! Скорее! — говорила я, надеясь избежать столкновения.

И тут же, откуда ни возьмись, появлялась Грейси и втискивалась вместе с нами в крохотную ванную.

— Грейси! Пошла вон! — орал Джон.

Несколько раз наша шестидесятифунтовая девочка чуть не сшибла меня с ног, то прыгая на меня, то пихая меня сбоку, когда я пыталась стоять.

— Пора избавляться от этой собаки, — со злостью сказал как-то раз Джон.

— Только через мой труп, — ответила я.