Грозные царицы - Анри Труайя Страница 56

К счастью, как раз в это время фельдмаршал Апраксин, которого она раз десять тщетно умоляла начать действовать, наконец решился предпринять наступление на пруссаков по всему фронту. В июле 1757 года русские войска взяли Мемель и Тильзит, в августе того же года разгромили врага у Гросс-Эгерсдорфа. Елизавета почувствовала новый прилив жизненных сил и приказала отметить победу благодарственным молебном, Екатерина же, чтобы угодить ей, устроила празднества в честь этой победы в Ораниенбауме. Вся страна ликовала, один великий князь Петр хмурился. Совсем позабыв о том, что он наследник российского престола и что – хотя бы в силу этого – успехи русского войска должны радовать его сердце, Петр тяжело переживал поражение своего идола, Фридриха II. И, видимо, дьявол услышал его мольбы: в те самые дни, когда возбужденная толпа вопила: «На Берлин! На Берлин!» – и требовала, чтобы Апраксин не уставал вести бой до победного конца, полного уничтожения Пруссии, – в это самое время пришла новость, мгновенно преобразившая всеобщий энтузиазм в крайнюю растерянность.

В депешах от командующих войсками сообщалось [или – гонцы сообщали], что после блестящего начала кампании фельдмаршал теперь отступает и его полки покидают завоеванные территории, бросая на месте снаряжение, оружие и боеприпасы. Это поведение казалось столь необъяснимым, что Елизавета заподозрила заговор. Маркиз де Л'Опиталь, который по просьбе Людовика XV в трудную минуту помогал царице советом, недалек был от мысли о том, что Алексей Бестужев и великая княгиня Екатерина, подкупленные Англией и склоняющиеся на сторону Пруссии, имеют некоторое отношение к удивительному бессилию фельдмаршала. Посол не скрывал своих подозрений, и вскоре его слова дошли до царицы. Собравшись с силами, она прежде всего вознамерилась покарать виновных.

Для начала, потребовав к себе Апраксина, отослала фельдмаршала в его поместье и поставила на время во главе армии замещавшего его по должности графа Фермора. Однако наибольшую злобу затаила императрица по отношению к Екатерине. Она мечтала покончить с нею раз и навсегда, покарав эту женщину: с ее супружескими изменами Елизавета готова была мириться, но того, что невестка приняла участие в политических интригах, вытерпеть уже не могла! Надо было понадежнее заткнуть рот и ей самой, и всей этой клике смехотворных пруссаков, которые вьются вокруг великокняжеской четы в Ораниенбауме.

Увы! Момент был выбран неудачно – какие могут быть решительные меры, если Екатерина, оказывается, снова беременна! И, стало быть, снова, в глазах народа, она – особа «священная», неприкосновенная и заранее оправданная, что ни совершит. Да уж… сколь бы ни была велика ее вина, с наказанием придется подождать до родов. И опять эта неотвязная мысль: кто отец ребенка? Точно не великий князь – с тех пор, как его прооперировали, он с ума сходит по Елизавете Воронцовой, племяннице вице-канцлера, и проводит время только с ней. Бабенка ни лицом не вышла, ни умом не блещет, но что поделаешь: ее простота придает Петру уверенности, и уже это одно способствует тому, что он бежит от законной супруги. И наплевать ему, что у Екатерины есть любовник и что, скорее всего, от Станислава Понятовского она и понесла. Племянничек еще и пошучивает над этим на людях. Екатерина теперь только тяготит его, бесчестит, напоминает о том, как ему навязали в юности эту женитьбу, даже не спросив, хочет он того или нет. Он с трудом переносит общество жены днем, а уж про ночи и говорить нечего. А она – смех и грех! – пуще смерти боится, что драгоценного ее Понятовского, настоящего отца ее ребенка, царица того и гляди отправит на край света. Даже Алексей Бестужев, по ее наущению, подкатывался к Ее Величеству с тем, чтобы задержать новое «назначение» Станислава в Польше, по крайней мере, до появления младенца на свет Божий. Ему удалось уговорить Елизавету, и только тогда Екатерина успокоилась и стала готовиться к грядущему событию.

Схватки начались в ночь с 18 на 19 декабря 1758 года. Поднятый с постели стонами жены, великий князь первым оказался у ее изголовья. Он был одет в прусский мундир, обут в сапоги, ремень затянут, на боку – шпага, на каблуках – шпоры, на груди – перевязь командующего. Пьяный в стельку, он шатался и заплетающимся языком объяснял, что явился вместе со своим полком защищать законную супругу от врагов его родины. Опасаясь того, что императрица увидит племянника в таком состоянии, Екатерина отправила его проспаться. Сразу после того, как ушел Петр, явилась Ее Величество императрица. И как раз вовремя: акушерка только что приняла ребенка. Взяв новорожденного на руки и рассмотрев получше, Елизавета с огорчением убедилась, что невестка разрешилась от бремени девочкой. Что ж, ничего не поделаешь! Пусть этим и ограничатся. Тем более что по мужской линии все в порядке: престол унаследует маленький Павел.

Стараясь завоевать благожелательность свекрови, Екатерина сказала, что хочет назвать девочку в ее честь Елизаветой. Но Ее Величество была не расположена к тому, чтобы дать себя растрогать. Она заявила, что предпочла бы для новорожденной имя «Анна», поскольку так звали ее покойную старшую сестру, мать великого князя, после чего – как только малышку окрестили малым крещением – жадно подхватила ее на руки и унесла. В точности так же, как поступила четыре года назад с братом этой бесполезной новорожденной девчонки.

Вот так благополучно завершив решение семейной проблемы, Елизавета Петровна смогла сосредоточиться на деле Апраксина. С фельдмаршалом – полностью дискредитированным своим непонятным поведением и низложенным после отступления перед прусской армией после одержанных над нею побед – в результате первого же допроса случился апоплексический удар. Но прежде чем умереть (кстати, не признав ни в чем себя виновным), он успел сказать, что переписывался с великой княгиней Екатериной Алексеевной. А поскольку Елизавета категорически запретила невестке писать кому бы то ни было, не проинформировав об этом персон, коим было поручено наблюдение за ней, ее поступок можно было рассматривать как возмутительное сопротивление власти. Приближенные императрицы, со своей стороны, разжигали в ней подозрительность по отношению не только к невестке, но и к канцлеру Алексею Бестужеву и даже к Станиславу Понятовскому, обвиняя всех троих в сговоре с Пруссией. Вице-канцлер Воронцов, чья племянница была возлюбленной великого князя, а сам он долгие годы мечтал сменить Бестужева на его посту, прямо обвинил Екатерину в том, что именно она несет ответственность за все дипломатические и военные неудачи России. Нападки Воронцова поддержали братья Шуваловы, дядья любовника императрицы Ивана. Даже посол Австрии граф Эстергази и посланник Франции маркиз Лопиталь тоже приняли сторону атакующих в развязанной против Алексея Бестужева кампании. Шельмование, хула – все шло в ход. Ну и, естественно, произвело должное впечатление на Ее Величество. Наслушавшись этого хора, Елизавета приняла решение. Но пока еще – втайне.

Однажды февральским днем 1759 года, когда Алексей Бестужев участвовал в министерском совещании, его вызвали из зала и арестовали без каких-либо объяснений. Во время проводившегося в доме великого канцлера обыска было обнаружено несколько писем от великой княгини и Станислава Понятовского. Нет, конечно же, там не содержалось никаких компрометирующих сведений, но ведь в атмосфере мрачной мстительности, какая царила тогда, малейшего намека было достаточно, чтобы свести счеты с тем, кто тебя стесняет, кто тебе мешает. Разумеется, нет такой страны, где, близко соприкоснувшись с высокой политикой, человек не рискует быстро слететь с той высоты, на какую успел взобраться. Да хоть с самой вершины. Но среди наций, которые называют цивилизованными, этот риск оборачивается лишь порицанием или выговором, разжалованием или отставкой. Не то в России. Здесь, на родине чрезмерности во всем, виновного могут обречь на полное разорение, изгнание, пытки, если не приговорить к смертной казни. Едва почувствовав кожей ветер надвигающихся репрессий, Екатерина сожгла свои старые письма, черновики, наброски, дневниковые записи, даже – приходорасходные книги. И надеялась, что Алексей Бестужев принял те же меры предосторожности…