Перуновы дети - Юлия Гнатюк Страница 56

Не перекладывайте, люди, на плечи богов свои каждодневные чаянья. Боги дали нам Покон Прави, и мы, дети их, сами должны решать, как нам быть. Как ведётся на Руси уже много тысяч лет, пусть Коло вынесет свой суд, и то, что будет решено, станет истинным…

Волхв Велимир

Огонь, весело гудя, поглощал сухие ветки и коряги, время от времени выбрасывая в черноту ночи россыпи искр, что подобно стайкам светлячков носились в воздухе и угасали. Ветер запускал свои невидимые персты в кроны деревьев и шелестел ими вверху, а тут, в укромной лощине, было тихо, дым от костра уходил вверх и не лез в глаза сидящим вокруг мужчинам. Женщины хлопотали по своим делам и укладывали детей спать на возах, подстелив душистого сена и укрыв свиткой либо кожухом.

В этот вечер отец Велимир не рассказывал свои байки и Жилко не доставал с телеги заветный короб. Мужчины, собравшиеся у костра, молчали и думали тяжкую думу. Потрескивали сучья, иногда всхрапывали из темноты кони, да ещё время от времени голосами ночных птиц перекликались дозорные.

Нынче должна была решиться дальнейшая судьба отряда.

Три дня тому назад лесные и степные обитатели внезапно взбудоражились. Навстречу стали бежать лисы, волки, скакали зайцы, летели птицы – верный знак, что впереди что-то случилось. Это мог быть пожар либо передвижение большого количества людей. Через некоторое время действительно появился дым, но он не растекался кругом, а тонкой струйкой тянулся вверх. За ним появился другой, третий. И беглецы поняли, что это жгут сигнальные дымы, предупреждающие о нападении врага. Вскоре за зверьём появились первые повозки с людьми, которые кричали:

– Куда едешь, заворачивай, не вишь, что делается!

– Что стряслось? – спросил Микула.

– Печенеги идут, со стороны Суды и Хорола надвигаются!

– А много их?

– Тьма-тьмущая! Из Киева и Чернигова дружины наши вроде вышли на перехват, да что они сделают без князя…

– Как, разве Владимир не в Киеве?

– Да бают, к варягам опять за море подался войско собирать. В сих постоянных войнах с печенегами сколько людей уже полегло, да ещё шесть тысяч лучших ратников грекам отослал, новых теперь пока наберёт…

– Как грекам? На Визанщину?

– Ну да, царям Василию с Константином в подмогу. Они князю нашему – сестру свою в жёны, а он – лепших воинов русских на защиту ихней империи, гори она ясным пламенем! Так что только малые дружины для обороны градов остались… Они объединиться решили да народное ополчение собрать, чтоб не пропустить степняков за Непру-реку…

– А вы что же?

– А мы люди не ратные, спасаться надобно. Ну, заворачиваешь, или пропусти, дай дорогу!

Земледельцы, скотоводы и ремесленники из окрестных селений решали этот вопрос каждый по-своему: кто пошёл в ополчение воевать против супостата, кто, побросав в телеги нехитрые пожитки и посадив семью, спешил покинуть место предстоящего сражения; иные спасали стада коров и быков, угоняя их подальше в укромные места.

Отряду Микулы предстояло сделать свой выбор, для чего и собрались люди на Коло, чтобы держать совет.

Худой мужик в латаной рубахе, суконных портах и старых опорках встал, сутулясь, как будто сама темнота давила на его костлявые плечи, промолвил:

– Мы не токмо за свои головы печёмся, а про детей своих и жёнок наперёд думать должны. Как станем мы супротив печенегов? Перебьют нас, на кого родные останутся? А то и в полон угодят… Я мыслю, уходить надобно поскорей. Что печенеги, что княжеские дружинники, и от тех и от других несдобровать…

Худой мужик опять понурил голову и сел на колоду.

– А что, пущай княжеская дружина с печенегами разбирается! – раздались несколько голосов.

– А коли не остановит степняков дружина? – спросил кто-то из задних рядов. – Пойдут они по Руси гулять, таких же, как наши, жён и детей сиротить…

Вновь воцарилось тягостное молчание.

Тогда поднялся Микула и заговорил, взвешивая каждое слово:

– То так, что гридни княжеские нам не товарищи, может, кто из них наши хаты палил, родных убивал да калечил. Однак и степнякам волю давать, чтоб землю Русскую грабили, тоже не дело. Слыхали ж, князя нету, дружин мало, и надеяться не на кого, кроме как на самих себя. Все мы тут, – он обвёл широким жестом, – с разных земель, от Буга-реки и Роси, с земель Киевских и степей Таврийских, люди Полянские и древлянские, – всех нас собрало одно Лихо, и идём мы к полуночи, от беды спасаясь. Выходит, что утекаем, а землю свою Русскую на разор степнякам оставляем…

Мужики загудели, как потревоженный улей.

– Что ты нам скажешь, отче? – обратился Микула к старому Велимиру.

– Волхва! Волхва! – подхватили голоса. – Пусть у богов совета испросит, как быть?

Седой как лунь отец Велимир сидел на колоде в своей длинной холщовой рубахе, обеими руками опёршись на посох и, положив на них подбородок, казалось, дремал. Глаза его были прикрыты.

Когда все взоры обратились к нему, волхв открыл глаза, устремил взгляд в огонь, и в зрачках его заплясали отблески жёлтого пламени. Он не поднялся по праву старейшин, но голос его прозвучал спокойно и ясно:

– Не перекладывайте, люди, на плечи богов свои каждодневные чаянья. Боги дали нам Покон Прави, и мы, дети их, сами должны решать, как нам быть. Как ведётся на Руси уже много тысяч лет, пусть Коло вынесет свой суд, и то, что будет решено, станет истинным…

Микула опять спросил:

– Тогда каким будет твоё слово, как старейшины?

– Враг пришёл на землю нашу. Разве мало вы видите знаков беды? Как убегают звери и улетают птицы, как дымятся пожарища, обращая селения и посевы в пепел. Тут, по-моему, надо один совет держать: как дружине подсобить и самим не пропасть. А что мало нас, так из капель моря складываются, ещё люди найдутся. И действовать надо не только силой, но и умением, смекалкой воинской. Смогла же одна баба Огуда верх над всеми мужиками взять?

Многие заулыбались, вспомнив старинную байку, что рассказывал Велимир, Коло оживилось. Выступать стали охотнее, спорить жарче. А когда начали считать голоса, почти все руки потянулись вверх, вынося окончательное решение.