О команде Сталина - годы опасной жизни в советской политике - Шейла Фицпатрик Страница 56

3 МАЯ 1939 года Литвинова вызвали в Кремль и раскритиковали за то, что его политика коллективной безопасности не дала результатов. Дискуссия была жаркой. Молотов якобы кричал на Литвинова: «Вы думаете, что мы все дураки!» Жданов и Берия были также крайне критичны в отношении политики Литвинова. Результатом стала ночная телеграмма всем послам, информирующая их об отстранении Литвинова от должности и замене его Молотовым, который будет совмещать этот пост с должностью главы правительства. Это ознаменовало очень важный сдвиг в международной позиции Кремля. Потеряв надежду на англо-французский альянс против Германии, к которому стремился Литвинов, Сталин и его команда были готовы попробовать альтернативу.

В телеграмме послам увольнение Литвинова объясняется «серьезным конфликтом с Молотовым и правительством» ^[439]. Это беспрецедентное и ничем не обоснованное упоминание личного конфликта, как представляется, должно было затушевать участие Сталина. Конечно, отношения между Молотовым и Литвиновым были плохими. Литвинов считал Молотова дураком и не скрывал своего презрения. Молотов, со своей стороны, «был раздражен резким и зачастую жалящим остроумием Лит-винова». По мнению белорусско-американского журналиста Мориса Хиндуса, Молотова задевало, что Литвинов бегло говорил на французском, немецком и английском языках, а его свободная манера общения с иностранцами вызывала у Молотова подозрения. «Никогда не живший за границей Молотов всегда подозревал, что в широком кругозоре Литвинова и в его признании западной цивилизации было что-то нечистое и греховное» ^[440].

Передача Наркоминдела была драматичной. Войска НКВД окружили здание, и Молотов немедленно начал чистку сотрудников наркомата (вероятно, это был его первый практический опыт такого рода, поскольку он не участвовал в поездках для проведения чисток в годах). Говорили, что Молотов был в состоянии яростного возбуждения и кричал: «Хватит литвиновского либерализма! Я собираюсь с корнем вырвать осиное гнездо этого жида [Литвинова]!» ^[441] Это было настолько нетипично для обычно невозмутимого Молотова, который, в отличие от Кагановича и некоторых других членов команды, не позволял себе ругаться и кричать, что можно было бы усомниться в точности этого рассказа, если бы это был единственный случай. Однако, по крайней мере еще один раз, Молотов сорвался на крик в присутствии дипломатического корпуса (дело было весной 1940 года, и поводом был финский ультиматум), и его помощникам пришлось вывести его из зала. Его переводчик думал, что он, должно быть, был пьян, и весьма удивился на следующий день, когда Молотов выглядел нисколько не смущенным и не как с похмелья, а был вполне доволен собой. Из вопросов Молотова о реакции дипломатов он понял, что все это было инсценировкой, возможно, по предварительному соглашению со Сталиным, чтобы как можно более драматично выразить советское недовольство. Если предположить, что это была еще одна инсценировка в соавторстве со Сталиным, то антисемитизм должен был быть сигналом для нацистской Германии. После отставки еврея Литвинова и назначения русского Молотова одно препятствие на пути советско-германских переговоров исчезло.

Наркомат иностранных дел долгое время был пристанищем для партийных интеллектуалов, бывших эмигрантов и оппозиционеров, многие из которых были евреями. Его чистка, кажется, является первым случаем явного антисемитизма со стороны Сталина и Молотова ^[442]. Вот как рассказывал эту историю Молотов в беседе с интервьюером (русским националистом) в 1970-х годах: «Сталин сказал мне: „Убери из наркомата евреев". Слава богу, что сказал! Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно. Латыши и евреи… И каждый за собой целый хвост тащил. Причем свысока смотрели, когда я пришел, издевались над теми мерами, которые я начал проводить» ^[443]. Казалось, что Молотов, который сам не был антисемитом и у которого была жена-еврейка, мысленно вернулся в начало 1920-х годов, когда он возмущался тем, что такие уверенные в себе космополиты, как Троцкий и Зиновьев, одергивали и опекали его.