Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории - Уильям М. Макговерн Страница 56

Когда армия Чан Хуэя подошла к столице, царь Кучи, сильно испугавшись, предложил начать переговоры. Он сказал, что сам лично не виноват в убийстве китайского наместника, поскольку вся эта история происходила при его предшественнике. Более того, истинным виновником был не его предшественник, а один из министров последнего, который в то время осуществлял верховную власть. Чтобы подчеркнуть свою невиновность, царь велел немедленно схватить министра, который был еще жив, и передал его командующему китайской армией.

Чан Хуэй тут же приказал отрубить голову этому бедняге, однако приостановил военные действия против царствующего монарха Кучи, полагая, что сила и престиж Поднебесной произвели на него достаточно сильное впечатление. В данном случае решение Чан Хуэя оказалось весьма разумным, поскольку в дальнейшем царь Кучи вел себя очень смирно и всячески демонстрировал свою симпатию к Китаю.

Вскоре после этого он женился на дочери царицы усуней, которая, как мы помним, сама была китайской принцессой. Супруга царя Кучи продолжала внушать своему мужу восхищение перед китайской цивилизацией, и в 65 г. до н. э. монаршая чета приехала в Поднебесную империю с официальным визитом. Встреча, которую ему приготовили, так поразила правителя Кучи, что в дальнейшем он сделал свои визиты регулярными.

Более того, он попытался внедрить в своем царстве многие элементы культуры, которые увидел в китайской столице. Так, например, он основал для себя новую столицу, улицы и стены которой были выстроены на китайский манер. Затем он заставил своих придворных носить китайские костюмы, а весь дворцовый церемониал был пересмотрен так, что стал очень сильно напоминать пышные ритуалы при дворе Сына Неба.

Эта политика китаизации, видимо, вызывала немало насмешек у правителей других кашгарских государств. Говорят, что они часто повторяли: «Осел, но не совсем осел, лошадь, но не совсем лошадь – такое животное называют мулом, и оно очень сильно напоминает нам царя Кучи». Однако достойный царь Кучи не обращал внимания на эти насмешки и продолжал еще больше укреплять узы, связывавшие его с Поднебесной империей, а после его смерти ту же политику продолжил его сын.

Среди других кашгарских государств того периода у Китая возник явный конфликт только с одним, а именно с царством Яркенд, которое в то время, по-видимому, являлось самым сильным государством в южной части Кашгарии. Проблемы в этом регионе возникли, когда некий царь Яркенда умер бездетным. У него, правда, было несколько братьев, но вместо того, чтобы оставить трон одному из этих кровных родственников, царь выбрал в качестве наследника юношу по имени Ваньнянь – сына царя усуней и его китайской супруги. Остается загадкой, почему этот юноша из царства кочевников-усуней, обитавших далеко на севере и, насколько нам известно, не имевший никаких родственных связей с умершим царем, был выбран править его страной.

Китайские летописи пишут только, что царь Яркенда очень полюбил молодого человека и что жители царства согласились с его выбором, считая, что пребывание на троне этого полуусуня-полукитайца доставит удовольствие и царству усуней, и Китайской империи. Таким образом, Ваньняня по всем правилам возвели на трон царя Яркенда, но вскоре выяснилось, что выбор был неудачным, поскольку Ваньнянь оказался жестоким и безответственным правителем. Воспользовавшись его растущей непопулярностью, младший брат покойного монарха поднял мятеж, убил Ваньняня и сам сел на трон. Все это произошло в 65 г. до н. э.

Не удовлетворившись удачным государственным переворотом, новый царь Яркенда поднял восстание против Китая. Он убил китайского посланника, который в то время случайно оказался по соседству, а затем, испугавшись мести со стороны китайцев, начал призывать все государства Южной Кашгарии объединиться, чтобы покончить с притязаниями Китая на сюзеренитет в этом регионе.

Он распространил слухи, что гуннам удалось снова захватить Гуши (Турфан) и что все государства Северной Кашгарии подняли восстание против китайского владычества. Несмотря на то что эти слухи были по большей части необоснованными, с их помощью удалось очень успешно сплотить все мелкие государства Южной Кашгарии вокруг царя Яркенда, и на какое-то время Китай полностью потерял контроль над этим регионом.

Безусловно, положение Китая в Западном крае империи оказалось весьма рискованным, и ее территории, завоеванные за последние пятьдесят лет, могли быть с легкостью потеряны, если бы не решимость и расторопность китайского чиновника по имени Фэн Фэн-ши, который по воле случая оказался в то время в царстве Лоулань, или Шань-шань. Этот чиновник приехал в Кашгарию с дипломатической, а не военной миссией, но, не дожидаясь разрешения от своего правительства, немедленно под свою ответственность поднял армию и, двинувшись на юго-запад, успешно взял город Яркенд. Мятежный царь Яркенда покончил с собой, и его преемником стал племянник, который пообещал полностью подчиняться китайцам.

Как ни странно, блестящая военная операция Фэн Фэн-ши стала предметом ожесточенных споров в китайском совете министров. Многие люди, включая самого императора, хотели наградить бесстрашного чиновника, пожаловав ему дворянский титул и поместье. Однако другие члены высшего совета возражали, утверждая, что достойного Фэна надо не наградить, а наказать за то, что он посмел провести такую важную операцию под свою ответственность. В конце концов был достигнут компромисс, и Фэна наградили, сделав его камергером двора, но так и не пожаловав ему титула. Хотя Фэна лишили заслуженной награды, удар, который он нанес Южной Кашгарии, вкупе с работой Чан Хуэя в Северной Кашгарии означали, что в течение нескольких десятилетий власть Китая была вне опасности.

Теперь, когда Лоулань, вся Южная Кашгария и большая часть Северной Кашгарии были под их контролем, китайцам оставалось сделать еще один шаг для обеспечения надежной безопасности Западного края. А это означало нанести сокрушительный удар по стратегически важному государству Гуши (Турфан).

На самом деле Турфанская впадина является скорее северо-восточным ответвлением Таримского бассейна (Кашгарии), чем составной частью этого региона. В то же время, пока эта впадина оставалась в чужих недружественных руках, китайцы постоянно пребывали в страхе, что какая-нибудь военная кампания может закончиться тем, что между исконной территорией Китая и Кашгарией будет вбит клин. Стратегическое положение царства Гуши усиливал тот факт, что это государство занимало очень большую площадь, и в его владения входила не только вся Турфанская впадина, но и значительная территория к северу от гор Тянь-Шань.

Фактически Гуши было единственным значительным государством Кашгарии, территория которого простиралась по обеим сторонам этой большой горной системы. Важность этого факта очевидна, поскольку он означает, что в районе, находившемся к северу от Тянь-Шаня, царство Гуши непосредственно соседствовало с гуннами, а в районе южнее Тянь-Шаня это государство могло в любой момент бросить войска на соседние государства Кашгарии, не дожидаясь хорошей погоды, которая позволила бы провести армию через горные проходы.

Поэтому неудивительно, что в течение всего периода, который мы рассматриваем (100—51 гг. до н. э.), и китайцы, и гунны прилагали большие усилия, чтобы обеспечить эффективный контроль над этим стратегически важным буферным государством. И гунны, и китайцы так упорно старались этого добиться, а военная удача была так непостоянна, что контроль над Гуши постоянно переходил то к одной стороне, то к другой. Не менее четырех раз в результате решительных военных кампаний китайцам удавалось вовлечь царей Гуши (Турфана) в орбиту своего влияния, но гунны, удвоив свои усилия, каждый раз лишали их доминирующего положения, и китайцам приходилось начинать все сначала.