Микроубийцы из пробирок. Щит или меч против Запада - Лев Федоров Страница 56

К несчастью для нашей страны, у подготовки к биологической войне в СССР всегда была мощнейшая государственная «крыша». В самом дурном понимании этого термина. Чтобы понять, сколь разительно этот подход отличался от реальной практики цивилизованных стран, достаточно привести два примера.

Любители осуждать японского военно-биологического деятеля Исии Сиро (Ishii Shiro), «прославившегося» ведением биологической войны против Китая, никогда не упоминают о реальных фактах. А они таковы. На рубеже 1926–1927 годов Исии Сиро действительно понял, какие преимущества после заключения Женевского протокола [71] дает биологическое оружие тем странам, которые будут его иметь с учетом того, что ведущие страны мира в те годы старались уклониться от ориентирования на этот вид оружия. И Исии Сиро на самом деле стремился к развитию и использованию биологического оружия. Однако, даже заняв после 1930 года пост главы Департамента иммунологии в Военно-медицинском училище в Токио, он исповедовал однозначный принцип: вакцины и другие средства защиты от биологического оружия разрабатывать на своей (японской) земле, средства нападения разрабатывать и испытывать — только на чужой. И начиная с 1932 года Исии Сиро начал проведение наступательных работ по биологическому оружию во главе отряда № 731 в Китае, поскольку представилась возможность служить в Квантунской армии в Манчжурии [12].

Конечно, США — более крупная страна, чем Япония, и там вели разработки биологического оружия на своей земле. Однако в США с самого начала решили не работать над оружием на основе тех бактерий и вирусов, против которых защиты еще не было — им не хотелось иметь несчастные случаи в собственных войсках, не говоря уж о всей стране [10].

Таково принципиальное различие в подходе к наступательной биологической войне между Советским Союзом и теми странами, где ценят жизнь своих сограждан. В других странах не очень крупного размера не могли себе позволить создавать оружие на своей территории на основе возбудителей, опасных для собственного населения. В других странах больших размеров создавали оружие на своей территории, однако не могли себе позволить разрабатывать оружие на основе возбудителей, против которых еще нет защиты.

Вот в этом и состоит отличие Советского Союза от цивилизованных стран. У нас в стране еще с 1926 года (раньше всех!) не только разрабатывали биологическое оружие на своей собственной земле и начали, вестимо, с Москвы, но и старались ориентироваться на такие виды опаснейших возбудителей, против которого у самих еще не было спасения. По некоторым его нет и поныне.

Чтобы этот тезис не повис в воздухе, приведем простейший пример. В 1989–1990 годах, то есть в самые последние годы советской власти, в Кольцово и Загорске-6 были закончены работы по созданию советского биологического оружия на основе вирусов геморрагических лихорадок Марбурга и Эбола [10]. А когда советская власть рухнула, в первом же издании, опубликованном на международной арене, заместитель директора вирусного центра «Вектор» в Кольцово С. В. Нетесов не мог не признать, что как раз средств лечения от лихорадок Марбурга и Эбола в России нет [200]. Так против кого было подготовлено то биологическое оружие? И какой смысл критиковать японского генерала Исии Сиро, не допускавшего разработки биологического оружия в своей стране, если советский генерал Е. И. Смирнов ставил работы по биологическому вооружению СССР так, что оно появлялось много раньше средств защиты.

После этих ремарок очень многое в советском опыте уже не удивляет.

Так, после Второй мировой войны, начиная с 1947 года и до самой смерти И. В. Сталина, министром здравоохранения СССР состоял разработчик биологического оружия и энтузиаст биологической войны генерал Е. И. Смирнов. Так что он мог использовать для целей биологического вооружения все интеллектуальные и иные ресурсы страны.

Далее, начиная со времен позднего И. В. Сталина и вплоть до самого конца эпохи М. С. Горбачева, должность главы санитарно-эпидемиологической службы Советского Союза (они называли себя высокопарно — Главный государственный санитарный врач) занимали люди, которые назначались из числа лиц, лично занимавшихся разработкой биологического оружия. В этих условиях предполагать, что лица подобного рода будут заниматься обеспечением биологической безопасности населения страны — пустое дело. Они всегда обслуживали только ВБК и в первую очередь интересы армии. А отношения между армией и страной были полупроводниковые: армия получала от гражданской службы всю информацию об эпидемиях и опасных возбудителях, а в ответ не давала стране ничего. И это был принцип, который первый начальник военно-химического управления Я. М. Фишман провозгласил еще в начале 1928 года [74].

Прижился тот принцип, накрепко прилип к стране.

Вот почему не может удивлять общеизвестная история, как продал интересы населения Свердловска в 1979 году в разгар эпидемии сибирской язвы генерал П. Н. Бургасов. На тот момент он пребывал в должности главного государственного санитарного врача СССР. А думал сей генерал в те тяжкие дни лишь об одном — как бы не выдать преступление Советской армии в области биологической безопасности. Так что было генералу не до жителей города с их военно-рукотворной бедой.

Осталось добавить, что наша Красная/Советская армия разрабатывала средства защиты от биологического оружия только для себя — для армии. Но не для населения.

И она же (армия) через Госплан СССР так регулировала выделение финансов на разработку и производство средств защиты населения от биологической опасности, что они практически не выделялись [10].