Арабский халифат. Золотой век ислама - Юлиус Велльхаузен Страница 56

В целом аль-Валид II лишь играл со своей властью. Он относился к обязанностям правителя как к развлечению и никогда не занимался ими всерьез и вдумчиво. Даже будучи халифом, он продолжал жить в пустыне восточнее Иордана. Желчный, мизантропический характер, свойственный ему в юности, так и остался с ним. Даже после смерти Хишама аль-Валид держался вдали от круга, к которому на самом деле принадлежал, и отделил от себя круг родственников и равных. Он не обращал внимания на общественное мнение и никогда не позволял ему на себя влиять. Конечно, у него была придворная канцелярия, но лошади и гончие, певцы и певицы, поэты и литераторы, как и раньше, образовывали ближний круг, в котором он предпочитал пребывать. Днем он скакал по пустыне, подвиги физической силы и выносливости давались ему легко и были ему необходимы. Запрыгивая в седло, он мог вырвать из земли колышек, прикрепленный к его ноге. Ночи он проводил за пирами. Его отличало глупое, бессодержательное ощущение власти. Ему хотелось, чтобы все женщины были львицами, чтобы приблизиться к ним смели только сильные и храбрые мужи. Но он не погружался в обычное распутство. Близость с куртизанками уживалась в нем с восторженной любовью к знатной даме, за которой он долго и напрасно ухаживал и которую вскоре потерял, так как она умерла. Что угодно могло вдохновить его на коротенькую песню, и в них он умел выкристаллизовать настроение минуты с легкостью, изяществом и оригинальностью. Из них можно было бы собрать всю его биографию, если бы только они в большей полноте сохранились до наших дней, но, так как он был халифом, его поэзию нельзя было сохранить и опубликовать, а разве что украсть. На самом деле порой он даже проповедовал в стихах. Аль-Валид мог бы сделать все, но все для него было лишь прихотью, а его прихоти менялись в одно мгновение. Он погружался в ученые богословские беседы, а потом снова устраивал пьяный разгул и смеялся над святыми мужами. Он был не способен никому отказать в просьбе и в то же время мог быть не просто увлекающимся, а необузданным, как ребенок. Власть была для него проклятием ^[173].

Деньги Хишама кончились у аль-Валида быстрее, чем он думал. Постоянных доходов ему не хватало, он требовал сверхдоходов. Юсуф ибн Умар воспользовался этим, чтобы переманить на свою сторону Насра ибн Сайяра, который получил независимость от него. Он предложил крупную сумму денег, если ему снова вернут Хорасан, и добился своего. Халиф призвал Насра со всем его семейством и сообщил ему, что он должен привезти с собой охотничьих соколов и лошадей, музыкальные инструменты, золотые и серебряные сосуды. Чтобы добыть все необходимое, а также многих красивых девушек и богато одетых рабов, Наср ибн Сайяр не жалел средств, но на это ушло время, и, когда наконец Наср отправился в путь, он узнал об убийстве аль-Валида и сразу же повернул назад.

С другой стороны, дьявольский Юсуф после неоднократных тщетных попыток все-таки сумел заполучить Халида аль-Касри в свои руки. У аль-Валида были причины испытывать благодарность к этому человеку, ведь при Хишаме он вступался за него и даже после смерти халифа не поддавался ни на какие искушения, которыми пытались вынудить его предать аль-Валида. Но он не доверял ему, потому что знал больше, чем смел сказать. Он заключил его в тюрьму и пытался вырвать у него всяческие сведения, которые тот не хотел выдавать, опасаясь навлечь беду на других. Так и не сумев силой заставить его уступить, он в конце концов продал того заклятым врагам за много миллионов. Юсуф с предельной жестокостью доставил его в Куфу и там замучил до смерти, но так и не смог сломить его гордость или хотя бы исторгнуть из него крик или заставить его лицо исказиться в муке. Он умер на дыбе в мухарраме 126 года (ноябре 743) и был похоронен в Хире.

Незадолго до этого Яхья ибн Зейд ибн Али был убит. Халиф приказал доставить ему голову Яхьи и выставил ее перед высокопоставленным обществом, собранным специально с этой целью. Этим он лишь усугубил ненависть к себе, которую вызвал в широких кругах Востока своим повелением поступить с иракским тельцом так же, как когда-то поступили с идолом иудеев, а именно сжечь его и развеять его пепел над водой. Однако, как можно понять, чувства, вызванные медленной казнью Халида, в тот момент были еще хуже. Йеменцы могли посчитать это оскорблением – Юсуф против Халида означало кайситы против йеменцев, и халиф, по-видимому, отождествлял себя с Юсуфом и другими хаджжаджидами. Во всяком случае, такое впечатление производили стихи, поддельные и настоящие. Впервые в Ираке и Сирии поднялось общее политическое волнение, которое объединило йеменцев в обеих провинциях. Сирийские йеменцы, особенно кальбиты, были охвачены им всего сильнее, потому что Халид провел свои последние годы с ними в Дамаске и приобрел там множество друзей. Однако эти настроения касались гораздо меньше кайситов вообще, чем конкретно халифа, и их подстегивали личные враги аль-Валида, используя их как средство достижения собственных целей. Участие в раскольническом мятеже, которое стало результатом упомянутых волнений, было отнюдь не всеобщим, и, даже если оно могло исходить от йеменцев, нельзя сказать, что противники состояли исключительно из кайситов с одной стороны и исключительно из йеменцев с другой. Кайситы-абситы объединились против халифа, потому что он разгневал их своим отношением к бану кака; с другой стороны, на помощь к нему пришли не только бахраниты из Химса (которых А. Мюллер неверно называет кайситами), но также кальбиты из племени амир и род Сулайма ибн Кайсана. Огонь не сразу вспыхнул со всей яростью стихии и распространился на широкой площади лишь после убийства аль-Валида. Любая мелочь могла разбудить спящую угрозу и вывести на первый план роковые тенденции; любой спор скатывался во всеобщую кровную вражду. Естественно, ислам тоже принимал участие в процессе. Благочестивцы негодовали из-за безбожного халифа, особенно кадариты, у которых для этого было больше всего причин.

Еще в те времена, когда Халид аль-Касри жил в Дамаске, против аль-Валида был составлен заговор. Главными заговорщиками явились принцы, члены его собственного рода – умайя, хотя интеллектуальная инициатива, пожалуй, принадлежала не им. Они по рождению были советниками аль-Валида, но он удалился от их общества и их влияния и угрожал разбазарить наследие их отцов, на которое они тоже претендовали. Он также оскорбил их тем, что назначил преемниками двоих своих сыновей без промежуточного звена – причем от такой же схемы правопреемства он сам пострадал в юности, – хотя те были еще малолетними детьми, да к тому же и сыновьями рабыни, то есть по обеим этим причинам, согласно арабским и мусульманским понятиям, не имели права царствовать ^[174]. Из-за этого обойденными оказались многочисленные сыновья аль-Валида I. Их отцом был первенец Абдул-Малика, и даже после смерти Сулеймана они рассчитывали стать преемниками, но их очередь так и не наступила, а теперь их должны были сменить потомки Язида II. С ними объединились сыновья Хишама и другие Марваниды; они не пользовались расположением своего царственного кузена и были уверены, что он на них еще отыграется. Их помощниками, а может быть, и подстрекателями были видные дамасские кальбиты ^[175], недовольные офицеры и уязвленные чиновники, которые, как нам рассказывают, уже присоединились к Халиду аль-Касри, чтобы его расшевелить. Их имена перечислены у ат-Табари, но позднее чаще всего упоминается Мансур ибн Джумхур. Естественно, сыновья Халида аль-Касри тоже принадлежали к этой партии; Язид ибн Халид вышел из своего укрытия, чтобы сыграть существенную роль. С другой стороны, Суфьяниды встали на сторону аль-Валида II, который тоже принадлежал к ним, ведь через свою бабку он происходил от Язида ибн Муавии ибн Абу Суфьяна. Абу Мухаммед (Зияд ибн Абдуллах ибн Язид ибн Муавия) ас-Суфьяни был среди них самой важной фигурой, а доверенным лицом у него был Марванид – Аббас ибн аль-Валид ибн Абдул-Малик.