Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я. - Кристиан Диор Страница 55

– Номер четырнадцатый – «Шотландия». Fourteen.

Русская манекенщица Алла Ильчун в платье в стиле new look, Париж, 1955. Фото – Майк де Дюльмен

Манекенщица совершает свой проход, делает поворот, преодолевает узкое пространство между стульями и уходит. Как только она приближается ко второму салону, другая помощница выкрикивает:

– Номер четырнадцать – «Шотландия». Fourteen.

В третий раз доносится уже с площадки:

– Номер четырнадцатый – «Шотландия». Fourteen.

За серым занавесом мы все настороже, и первые двадцать минут обычно проходят в тишине, полной беспокойства и надежды.

Я даже не осмеливаюсь спросить у манекенщиц, какое они произвели впечатление. Понемногу их удовлетворенный вид ободряет меня. Я наконец задаю несколько вопросов, и мне отвечают:

– О, да, месье, понравилось! —

или:

– Многие записывали.

Напряжение спадает после первых аплодисментов. На лице манекенщицы сияет вполне обоснованная улыбка. Я целую ее и уверен, вся гримерная – в том числе и ее соперницы – охотно делает то же самое. Но одна ласточка весны не делает, необходимо несколько взрывов аплодисментов, чтобы родился энтузиазм. Тогда все меняется. Переодеваясь, манекенщицы победно восклицают:

– Все в порядке!

– Мне аплодировали!

Дрожа от волнения, я требую уточнений:

– Так же нравится, как в прошлый раз?

Они поспешно отвечают из-под платьев. По правде говоря, занятые только своим видом, во время дефиле они не могут анализировать реакцию публики. Возвращаясь, они ограничиваются лишь короткими замечаниями:

– Мне кажется, принимают «горячее»!

Я вспоминаю о шумных возвращениях Франс (она ушла из Дома, когда вышла замуж). Она садилась, скрещивала длинные ноги, чтобы отдохнуть, и своим детским голоском заявляла с обескураживающим апломбом:

– Потрясающе. Я их околдовала.

Ей казалось это очевидным, и теперь она думала только о своем макияже.

Но не все платья пользуются успехом, и реакции манекенщиц разные. Таня, склонная к неожиданным скачкам настроения, даже не допускала мысли о провале. Если она возвращалась после прохода в платье, которое не имело успеха, она ругалась по-русски на зрителей за отсутствие у них вкуса. Казалось, что она готова была их растерзать. Но обычно в случае неудач девушки молча спешат переодеться в другое платье, чтобы взять реванш. Случается, что в последнюю минуту мы замечаем упущенную недоделку, и это приводит нас в ужас. Дрожащими руками мастерица вкалывает несколько булавок, стараясь скрыть от публики непростительный брак – неровный край юбки. Это платье мы отправляем без всяких иллюзий. Мой помощник протягивает манекенщице зонтик, я в спешке завязываю шарф, чтобы переместить внимание зрителей, и вот модель перед жюри. Мадам Раймонда – вездесущая сразу в обоих салонах – сходит с ума, заметив, что юбка слегка видна из-под пальто, но, слава богу, публика ничего заметила.

Люки идет вперед, поворачивается, кончиками пальцев откидывает жакет, и вдруг раздаются крики «браво». То ли цвет, то ли декольте вызвали восторг публики, не обратившей внимания на вполне простительную ошибку. Волшебство показа таково, что однажды мне пришлось представлять платье, наполовину вышитое, а зрители, восприняв платье как законченное, приняли его взрывом аплодисментов. Черное платье не обладает такой силой внушения; строгое, оно будет иметь прочный успех, но на показе не вызывает большого энтузиазма.