Блистательный Химьяр и плиссировка юбок - Лев Минц Страница 55

Повторяем: не для обозначения определенной и крайне неприятной болезни (аф унзере сойним гезукт! — про наших врагов будет сказано!), а только в разговорном нынешнем смысле. Ибо в противном случае, придя к доктору, которого вы можете подозревать в понимании этих терминов, и сказав, что у вас макес, не ждите, что он тут же полезет в то место, где водятся макес именно этого свойства. Придется уточнять.

Категорически от двух вышеназванных терминов отличаются «ихес» и «нахес». По смыслу, естественно. Ибо «ихес» — это «гордость». Лучше всего для примера тут подходят чувства матери, когда она может сообщить самой заклятой из своих подруг, что у нее сын уже доктор, а может быть, даже зубной врач. Тут можете быть уверены — «зи от ихес!».

«Нахес» — это и достаток, и благополучие, и все то, что объясняется формулой «аф мир гезукт!».

Итак — макес, цорес — врагам нашим чтоб так было!

Нахес и ихес — про нас с вами да будет сказано!

Кстати, фамилию автора — Минц — передавая по буквам, можно расшифровать так: Макес, Ихес, Нахес, Цорес. Ну и что? Это же жизнь?

Само слово «мазлтов!» — «поздравляю!» содержит в себе целых два слова на иврите: «мазаль» — «счастье» и «тов» — «хорошее». Вы спросите: «А что, разве счастье бывает плохим?» И я вам отвечу, что, конечно, нет, ибо тогда это не счастье, а цорес. Все дело в том, что целые словосочетания на иврите становятся на идише одним словом и приобретают хотя и близкий, но не совсем тот смысл, как было в ближневосточном оригинале. Оттого-то единое слово «мазлтов!» следует понимать и употреблять как «поздравляю!».

Еще большее приключение произошло с выражением «а танганэйдендыкер там». Значит оно «райский вкус» и употребляется как особо сильная форма выражения «цукер зис».

Должно быть очень вкусно, чтобы навевать мысли о рае небесном. А вот он-то на иврите «ган эйден» — «райский сад», а вкус «та’ам», и вместе будет «та’ам ган эйден». Идиш из этого сотворил одно слово «танганэйден», добавил благозвучное окончание «дыкер» (вышло что-то вроде «райскосадновкусный»), а за отсутствием отличного от иврита слова «вкус» поставил тот же «там», отчего и получилось на первый взгляд чудовищное «райскосадновкусный вкус». Не будь это идиш, языковые пуристы руки-ноги бы обломали тому, кто такие словечки употребляет!

Так вот, «танганэйдендыкер там» особо применим на «хасэнэ сиденю». «Сиденю» — слово ивритского происхождения с идишским ласковым окончанием — значит банкет. А «хасэнэ» — свадьба. И это слово знают все, даже те, кто больше ни одним (ну двумя-тремя!) словами на языке не слишком далеких предков не владеет. «Свадебное застолье» вещь в еврейской жизни столь важная, что заслуживает особого разговора. Пока же мы ограничимся тем, что нету радостней дня, чем тот, когда близкие скажут вам: «Мазлтов фар а хасэнэ!» Причем и не скажешь — для того, кто женится (выходит замуж), или для родителей…

Итак, родители молодых договорились. В еще не очень далекую пору им обязательно помог бы «шадхен» (на иврите «шадхан») — профессиональный сват, держащий в голове десятки потенциальных невест и женихов. Профессия шадхена и перешла к отделам брачных объявлений в газетах («Мол. интелл. женщ. 32–160–42 хоч. вступ. в пер. с цел. знак.»), а слово в языке сохранилось в значении чего-то навязчивого, приставучего. «Пристал ви а шадхен!» — лучше всего на русский это переводить как «Прицепился, как торговый агент с гербалайфом». Назначена свадьба — «хасэнэ» на идише. На иврите — «хатуна», и трехбуквенный семитский корень «ХТН» просматривается почти во всех словах, с этим приятным мероприятием связанных.

Во-первых, это жених — «хусн» («хосн»). На иврите — «хатан». Во-вторых, «мехутоним». Это, так сказать, родственные участники свадебного процесса (звучит немного по-канцелярски, зато всеобъемлюще): папа и мама жениха, папа и мама невесты. Оба папы носят теперь титул «мехутн» (множественное число «мехутоним»), а обе мамы — «мехутенесте». Поэтому когда ваша мама говорит, что Эсфирь Борисовна — моя мехутенесте, это значит, что вышеупомянутая Эстер, дочь Боруха, — мама вашей жены. Или мужа, если жена вы сами. Зато в звании невесты — «калэ» (на иврите «кала») корень другой. Вызвано это разными ролями, которые играют жених и невеста на свадьбе (да и в последующей жизни), но разбирать этого мы не будем, ибо залезем в такие историко-филологические дебри, что не скоро выберемся.

Друзья жениха — «хуснс цат», а подруги невесты — «калэс цат». Именно «друзья» и «подруги», ибо во времена, когда термины возникли, было немыслимо, чтобы у жениха до того были подруги, а у невесты — друзья. С женихом и невестой связано еще одно выражение, которое, как и почти все в идише, нельзя переводить дословно: «а хусн он а калэ» — «жених без невесты». Переводить его следует как символ чего-то предельно нелепого, вроде русского «сапоги всмятку».

— А что, скажите, этот Боря действительно серьезный человек, и у него фирма?

— Аз-ох-н-вей! А хусн он а калэ! Какая там фирма! Смотрите, чтоб он у вас носовой платок не украл!

Отгремела свадьба. Не уверен, что на ней был «бадхен» — это уж было бы настолько традиционно, что хоть этнографов приглашай, но свадьба состоялась, и о ней сказали с уважением и пониманием: «Ан эмэсдыке идише хасэнэ!», что значит «настоящая еврейская свадьба» — в смысле очень хорошая, просто замечательная. В данном случае слово «идише» употреблено как синоним чего-то очень хорошего и правильного. Давайте заметим это и, пройдясь по основным деталям свадьбы и будущей жизни, о которых мы еще не упоминали, вернемся к слову «идише» и способам его употребления.

Чтобы не забыть: «бадхен» — от «бадхан» на иврите — обычно переводят как «свадебный шут». Это так и не так. Действительно, бадхен всех на свадьбе веселит, но не только. Он еще распорядитель свадьбы, тончайший знаток всех ритуалов. Он не спутает время, когда надо петь песнь расставания невесты с девичьей жизнью «Базецн ди калэ», с временем, когда надо петь и кричать «Мазлтов!». Раньше это была профессия не хуже шадхенской… Сейчас бадхена не встретишь, но знать о том, что такой существовал, — надо.

У всех есть родственники, а у евреев, для которых шестнадцатиюродный брат — близкий родственник, тем более. Как и у всех людей, у еврея есть отец — «татэ», мать — «мамэ», но у еврея — в отличие от всех прочих смертных — не просто мамэ, а «а идише мамэ», то есть такая заботливая и любящая мама, что и когда сыну лет пятьдесят, не забудет позвонить и напомнить, что сегодня холодно и надо надеть пальто. (Заметьте, что и тут определение «идише» употреблено в самом положительном смысле.) Еще есть «фэтер» (не путать с немецким «фатер» — отец) — дядя. Но — главное — «мумэ». Мумэ — не мамэ. Мумэ — это тетя. Но у евреев так уж сложилось, что самым близким человеком после матери всегда была ее сестра. И если ребенок оставался сиротой (не про вас и ваших близких будь сказано!), заботу о нем всегда брала на себя мумэ. В общем, мумэ — это «а идише мумэ», что и звучит как похвала.

Есть у еврея также «бобэ» — «бабушка», «зейде» — «дедушка», а сам он для них «ан эйникл» — «внучек».

И все это очень «аф идиш», в данном случае «очень хорошо»…