Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения - Евгений Кринко Страница 55

В каждом подразделении с небольшими группами бойцов работали агитаторы, подбиравшиеся из числа коммунистов, комсомольцев и «беспартийных большевиков». Агитаторская сеть охватывала весь без исключения личный состав, и поддержание ее стабильности являлось одной из важнейших задач политорганов.

Координация деятельности политорганов в частях возлагалась на инструкторов пропаганды политуправлений фронтов и политотделов армий. Они постоянно посещали войска. Материалы инспекций инструкторов политуправлений, отложившиеся в фондах политорганов армейского и фронтового звеньев, содержат обширную и, как правило, достоверную информацию о состоянии партийно-политической работы, дисциплинарной практике в частях и соединениях.

Воспитательная работа велась в условиях боевой обстановки, которая определяла ее результаты и корректировала ее развитие. В первые годы войны эта обстановка, как правило, была неблагоприятной. Частям, сформированным на Северном Кавказе со слабо обученным и плохо владеющим русским языком личным составом, приходилось вести тяжелые оборонительные бои. Это снижало эффективность воспитательной работы и становилось причиной отрицательных явлений. В работе с таким своеобразным контингентом военнослужащих, как бойцы нерусских национальностей, эти недостатки, особенно в первый период войны, были наиболее заметны. К тому же жесткий централизм в работе партполитаппарата становился причиной нередких пробуксовок, проявлений формализма и равнодушия в работе политработников, недостатка гибкости и инициативы.

Поскольку в годы войны не сложилось сколько-нибудь значительного количества горских национальных частей (две кавалерийские дивизии – чечено-ингушская и кабардино-балкарская – просуществовали лишь несколько месяцев в 1942 г.), а контингенты военнослужащих-горцев распределялись в войсках дисперсно, то разработка специальной пропаганды на горцев Северного Кавказа не считалась актуальной задачей. До конца войны пропагандистских кампаний и вообще какой-либо специальной работы с военнослужащими-горцами не проводилось. Например, в ходе развернутой ГлавПУРККА в сентябре 1942 г. работы по публикации литературы для армии на языках народов СССР за год на 12 языках было издано 523 наименования наставлений, учебных плакатов, пропагандистских брошюр и листовок. На языках горцев Северного Кавказа не было издано ни одного наименования⁶³⁶.

Агитационно-пропагандистская работа с горскими контингентами в войсках велась в рамках общей деятельности политорганов по реализации в жизнь положений опубликованных в сентябре 1942 г. и январе 1943 г. двух директив Главного политуправления РККА, детально регулировавших работу с военнослужащими нерусских национальностей. В директивах были оговорены и социально-бытовые особенности прохождения службы нерусскими военнослужащими в смешанных по национальному составу частях.

17 сентября 1942 г. была издана директива начальника Главного политуправления А.С. Щербакова № 012 «О воспитательной работе с красноармейцами и младшими командирами нерусской национальности». В директиве признавалось, что специальная работа с бойцами нерусских национальностей «имеет огромное политическое значение». Между тем, констатировалось в документе, политорганы и военные комиссары «забыли, что у каждого из них есть родной язык, свои обычаи, устоявшийся уклад национальной жизни, и стригут всех под одну гребенку, не учитывая национальных особенностей»⁶³⁷. Нельзя не сказать и о бытовом национализме, который проявлялся у некоторых бойцов, а чаще – командиров и политработников славянских национальностей в отношении нерусских военнослужащих. Так, весной 1942 г. с Южного фронта, где служило много грузин, азербайджанцев, дагестанцев, кабардинцев, поступали сведения о «пренебрежительном отношении» к этим бойцам; допускались националистические оскорбительные высказывания. Отдельные командиры открыто старались быстро «израсходовать» нерусские контингенты, бросая их в бой без подготовки и соответствующей поддержки огнем, чтобы получить взамен славянское пополнение⁶³⁸.

Отсюда – рост чрезвычайных происшествий, членовредительств, дезертирств, фактов измены Родине со стороны «некоторой части красноармейцев нерусской национальности»⁶³⁹. Согласно справке начальника оргинструкторского отдела ГлавПУРККА, только по Отдельной Приморской армии, действовавшей в Крыму и в значительной мере укомплектованной уроженцами Кавказа, за период с февраля по апрель 1942 г. «среди изменников Родине лица нерусской национальности составляют 79,8 %». Среди перебежчиков в справке назывались 71 лезгин, 75 армян, 111 грузин, 135 азербайджанцев⁶⁴⁰. Еще одно прямое следствие бездушного отношения – «отчужденность между русским и нерусскими красноармейцами», обособление последних в рамках земляческих групп⁶⁴¹.

Щербаков приказал всем политорганам и комиссарам уделять работе с бойцами нерусских (прежде всего кавказских и среднеазиатских) национальностей первоочередное значение. Предписывалось иметь в частях достаточное число агитаторов, владевших национальными языками, организовать переводы и публикацию газет, листовок, брошюр, а также отдельных докладов и бесед на темы дружбы народов СССР, расистской сущности нацизма. В пропагандистскую работу вводились конкретные примеры героизма на фронтах текущей войны, проявленные красноармейцами нерусских национальностей. Особо была подчеркнута роль «великого русского народа как старшего брата народов Советского Союза». Отдельным пунктом воспрещались всякие проявления великорусского шовинизма, пренебрежения к нерусским военнослужащим; предписано было всячески поощрять дружбу между солдатами различных национальностей⁶⁴².

Непосредственно в войсках ситуация, однако, менялась медленно. Спустя месяц после издания директивы № 012 начальник политотдела Северной группы войск Закавказского фронта бригадный комиссар Надоршин отмечал, что повсеместно командование и партполитаппарат «все еще мало общаются с бойцами нерусской национальности, плохо изучают их нравы и обычаи, их запросы и требования», поэтому допускают в работе с ними формализм, а порой и бездушие и грубость⁶⁴³. Это оборачивалось снижением дисциплины в национальных частях, массовым распространением воинских преступлений. Работавшая в течение месяца в октябре и ноябре 1942 г. на Закавказском фронте группа агитаторов ГлавПУРККА застала многочисленные случаи проявлений шовинизма в отношении нерусских бойцов, как со стороны бойцов, так и со стороны командиров; отказы принимать нерусское пополнение, повсеместно бытующие штампы о плохих боевых и моральных качествах нерусских бойцов, их лицемерии (многие не верили, что те не понимают русского языка). В то же время работники ГлавПУРККА отметили, что значительное число дезертирств, саморанений, симуляций действительно приходится на бойцов нерусских национальностей⁶⁴⁴.

Эти явления многократно увеличились зимой 1942/43 г., когда многие национальные дивизии, сформированные в Закавказье, были введены в бой. Немало в войсках было и представителей северокавказских народов. Это стало причиной острого конфликта между военными советами Закавказского фронта и его Северной группы войск по поводу боеспособности национальных дивизий и политической благонадежности бойцов кавказских национальностей. Военный совет Северной группы настаивал на необходимости расформировать ряд национальных дивизий как небоеспособные. Очередная комиссия Главного политуправления, направленная на Северный Кавказ в январе 1943 г., выявила поразительные факты. Оказалось, что «многие политработники соединений и частей даже не знают (курсив наш. – Авт.) о существовании директивы ГлавПУРККА № 012». Начальники политотделов ряда стрелковых дивизий эту директиву «подшили к делу, но до частей не довели, на партийных и комсомольских собраниях не обсудили»⁶⁴⁵.