Красные бокалы. Булат Окуджава и другие - Бенедикт Сарнов Страница 55
Красные бокалы. Булат Окуджава и другие - Бенедикт Сарнов читать онлайн бесплатно
– Потому что Никита Сергеевич уснул на этом фильме.
– Что ж, – ответил на это Чухрай. – Устал, наверно. У него много другой работы.
– Ты эту демагогию брось! – возмущенный таким кощунством, заорал большой начальник. – Хватит! Будешь делать то, что тебе говорят, или положишь партийный билет!
Но и эта угроза, страшнее которой в те времена не было, не помогла.
Чухрай не подчинился приказу, и первый приз на том фестивале, несмотря ни на что, получил Феллини.
Вот и судите, мог ли я, слушая все эти чухраевские рассказы, усомниться в том, что он – свой .
Но стоило только нам от этих – тогда уже исторических – сюжетов обратиться к современности, как сразу же стало ясно: нет, все-таки не свой . Не из нашего, из другого, как принято было у нас тогда выражаться, профсоюза.
как только впервые было произнесено в тех наших разговорах имя Гайдара.
О Гайдаре и его экономической реформе Чухрай говорил не то что с неприязнью, а прямо-таки с ненавистью.
Такое отношение к гайдаровским реформам было тогда делом обычным даже в среде убежденных и горячих сторонников демократических перемен, люто ненавидящих тупую и давно обанкротившуюся, а сейчас совсем уже исчерпавшую последние свои возможности советскую экономическую систему.
На словах все мы были убежденные рыночники. Но многие при этом говорили, что к рынку надо было переходить не таким грубым рывком, как это сделал Гайдар. А некоторые даже готовы были повторять доводы ярых сторонников и защитников советской системы, упрекая Гайдара в холодности, бесчувственности, с которой он обрек миллионы стариков на голод и нищету, обесценив их последние денежные накопления, включая и так называемые гробовые, то есть отложенные на похороны.
Примерно так же высказался тогда и Чухрай, и особенно удивляться тут вроде было нечему.
Но менее всего я ожидал услышать такие речи от него.
И вот почему.
я полагал, что ухожу на вольные хлеба, и, признаться, с некоторым страхом примеривался к ожидавшей меня вольной жизни (боялся, что не смогу кормить семью одними гонорарами, без постоянной зарплаты). Но вышло так, что без зарплаты – хотя и крошечной – я не остался. Меня тут же пригласили членом редколлегии (сперва внештатным, а потом и штатным) на «Мосфильм».
«Мосфильм» состоял тогда из нескольких (сперва шести, потом четырех) более или менее автономных киностудий. Одна из них именовалась писательской , другая актерской . Та, в которой выпало работать мне, называлась «Юность». Все они мало чем отличались друг от друга. Но одна из них стояла особняком. И это было заявлено уже в самом ее названии: экспериментальная .
Создал и возглавил эту экспериментальную студию Григорий Чухрай. А экспериментальной она называлась не потому, что отличалась от других какими-то творческими – режиссерскими или актерскими – экспериментами, а потому, что строилась на совсем особой, непривычной, можно даже сказать, неслыханной в сложившейся советской системе хозяйствования экономической основе.
На словах этот эксперимент как будто укладывался в узаконенную советскую схему, обозначаемую примелькавшимся и потому никого не шокирующим советским словечком «хозрасчет». Но на деле это был даже не эксперимент, а – по тогдашним советским условиям – самая настоящая революция.
В разработке этого задуманного и осуществленного им революционного эксперимента участвовали социологи, психологи, экономисты, юристы, математики. Но чтобы уяснить, в чем состояла самая его суть, нет нужды погружаться в эти научные дебри. Достаточно воспроизвести коротенький эпизод из автобиографической книги Григория Чухрая «Мое кино»:
...
Совет Министров с подачи Госкино утвердил нам 34 штатных единицы. Когда об этом узнали экономисты Госкино, они долго смеялись и потирали руки от удовольствия.
– Через неделю приползешь к Косыгину на брюхе и будешь просить увеличить штат втрое!
А у нас в штате работало только 19 человек!
Однажды я зашел в бухгалтерию. Было уже поздно, а они все еще работали.
– А что вы не идете домой? – спросил я.
– Работы много навалилось.
– Может быть, вам прибавить работника?
Все дружно отказались.
– Не надо. Это сегодня мы запарились, а вообще мы вполне справляемся.
Я понимал: лишний сотрудник уменьшит доход каждого.
(Григорий Чухрай. Мое кино. М., 2002)
Но кто же позволил Чухраю ввести все эти – революционные по тем временам – новшества? Кто разрешил ему самостоятельно решать, сколько работников должно быть в штате его студии и сколько из них должно быть занято в бухгалтерии?
Не только мосфильмовское начальство, но и сам министр (председатель Госкино) не полномочны были ему это позволить. Только одна инстанция, а точнее – только один человек мог дать добро на проведение этого рискованного чухраевского эксперимента.
Этим человеком был тогдашний Председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин.
Одержимый своей идеей, Чухрай пробился к нему на прием и сумел заинтересовать его своим проектом.
Поначалу Косыгин слушал его недоверчиво, даже с раздражением. Сказал: «Тут крупные специалисты сколько времени бьются, ничего не могут придумать, а вы там у себя все уже решили?» Но чем дальше, тем все больше заинтересовывался чухраевским проектом и в конце концов согласился дать ему возможность попробовать. Оформлено это его согласие было специальным Постановлением Совета министров СССР об организации Экспериментальной творческой киностудии.
Тут надо сказать, что не красноречие Чухрая подвигло Косыгина, самого жесткого и прижимистого из тогдашних руководителей страны, поощрить чухраевский эксперимент. Говоря о «крупных специалистах», которые уже давно бьются над решением этой проблемы (как вывести страну из экономического тупика, в который ее загнала теория «развитого социализма»), Косыгин имел в виду харьковского профессора Либермана, двумя годами раньше выдвинувшего свои предложения на этот счет, вокруг которых сразу же разгорелась тогда бурная экономическая дискуссия. В конце концов была принята так называемая косыгинская реформа (на Западе ее звали «либермановской»), дававшая надежду на серьезные экономические перемены.
Когда основные принципы этой реформы были утверждены и обнародованы (это случилось в том самом 1965-м, когда Косыгин поддержал экономический эксперимент Чухрая), многие мои приятели восприняли ее чуть ли даже не с энтузиазмом.
Хорошо помню разговор на эту тему с главным редактором нашей студии, известным тогда драматургом Александром Хмеликом.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments