Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Дэвид Даллин Страница 55

За три месяца до Сталинградской битвы Пюнтер сообщал в Москву о сомнениях и колебаниях германских генералов:

«Директору. Через Пакбо из Берлина. Серьезные расхождения в верховном командовании вермахта в отношении операций на южном участке восточного фронта. Превалирует мнение, что наступление в направлении Сталинграда бесполезно и что успех кавказской операции сомнителен. Гитлер настоял на наступлении на Сталинград, его поддержал Геринг. Дора. 12 августа, 1942».

Как всегда, Москва долго переваривала информацию, и только двадцатого октября от руководства разведкой пришло требование дать дополнительную информацию:

«Доре. Доклад Пакбо о расхождениях в Генеральном штабе по поводу операций на восточном фронте представляет интерес. Он должен дать детальную информацию, насколько ухудшились отношения между отдельными группами и кто туда входит. На чём основывается вывод о возможности открытого конфликта? Директор».

Когда Фут и его группа почувствовали опасность, Директор приказал принять меры, которые обеспечивали бы непрерывную работу аппарата, и среди наиболее важных агентов назвал Пюнтера. ^[207]

«Доре. Приготовьте резервные места для тайных встреч с Розой, Пакбо, Джимом и Сиси на случай, если они не смогут продолжить работу в группе. Сообщите Джиму о том, что случилось с вами, попросите его быть очень осторожным при встречах, сами проявляйте осмотрительность при передаче ему сообщений. Имейте в виду, что работа вашей группы в настоящее время для нас важнее всех других, вы должны делать все, чтобы продолжить работу. 31 октября 1942. Директор».

В июне 1943 года Директор начал готовить Пюнтера к новому, более высокому посту, ему в помощники дадут радистку с псевдонимом Роджер.

«Доре. Радиооператор наиболее важная фигура для организации. С нашей точки зрения, если Роджер подходящая кандидатура, то он должен быть подготовлен только для группы Пакбо. Подумайте, как это лучше сделать, и дайте нам знать ваше мнение и предложения. Директор. 20 июня 1943 года».

Одно время «группа Пакбо» безошибочно узнавала, где Гитлер проводит ночь, — место его ночлега не всегда совпадало с местом дислокации его штаб-квартиры. Сын одного консервативно настроенного австрийца, который жил недалеко от швейцарской границы, был призван в германскую армию и прикреплен к передвижному штабу Гитлера в качестве радиотехника. Не понимая всего значения того, что он делает, молодой человек почти каждую ночь вызывал по радио свою семью на волне определенной длины, чтобы сообщить, где находится. Его отец, у которого накопилось много таких радиограмм, не мог перенести их через границу из Фельдкирхена, поэтому он или кто-то из его друзей закопал их в условленном месте близ Дорнбирна. Один из людей Пюнтера откопал их и на их место положил продукты и деньги для австрийцев. В течение некоторого времени Москва имела информацию о всех передвижениях Гитлера.

Когда в 1943 году швейцарская сеть оказалась на грани краха из-за отсутствия средств, Пюнтер при помощи Александра Абрамсона из Международной организации труда и некоторых друзей связался с несколькими богатыми швейцарскими промышленниками, которые либо симпатизировали России, либо надеялись получить крупные заказы после окончания войны. Им туманно намекали, что нужны деньги, «чтобы помочь Москве», и все долги, естественно, будут возвращены. Эти операции принесли значительные суммы. «Дора» получил около 30 тысяч франков, на которые выдал расписки, подписанные вымышленным именем. Часть этой суммы была собрана Абрамсоном в Женеве, 85 тысяч франков пришли от Пюнтера.

Ни одного франка из этих денег не было возвращено после окончания войны, а индустриальные магнаты не получили ни одного русского заказа. Некоторые из кредиторов просто списали долги разведывательных агентств, однако другие настаивали на возврате денег, обвиняя Пюнтера в своих потерях. Как только в октябре 1946 г. советско-швейцарские отношения были установлены, Пюнтер встретился с советским представителем Анатолием Кулаченковым и понял, что тот хорошо информирован о состоянии этого дела. Кулаченков не отрицал, что деньги, собранные «группой Пакбо», были одолжены советскому аппарату. Однако он сказал: «Официально я ничего не знаю. Если об этом деле мне будет говорить кто-то другой, а не вы, я буду все решительно отрицать».

Пюнтер пытался снова и снова. Прижатый одним из кредиторов, он заключил с ним сделку: долг, но в меньшем размере, будет выплачен лично Пюнтером ежемесячно мелкими суммами.

Через несколько лет после войны, когда советская разведка попыталась воскресить свой аппарат в Швейцарии, один из членов семьи Карла Гофмайера предложил Пюнтеру возобновить сотрудничество. Пюнтер, очень раздражённый, ответил, что не желает иметь никаких контактов с советской разведкой.

В 1948 году на конференции социалистических издателей Пюнтер рассказал о своей работе в качестве советского шпиона. И что было характерно для того времени в Швейцарии, большинство присутствующих издателей отказались поверить этой, как они считали, «фантастической истории».