Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин Страница 55

Сегодня же получено от князя Лобанова неожиданное извещение о том, что Лейярд, взбешенный переменой турецкого правительства во время его поездки в Сирию и особенно назначением Махмуда Недим-паши, считаемого другом России, угрожает Порте прибытием английского флота под тем предлогом, что обещанные реформы в Малой Азии не приводятся в исполнение. Что за цинизм! Что за нахальство! Это разбой среди белого дня! И вся Европа смотрит на это беспрекословно, даже поддерживает британское самодурство.

Сегодня приехал с Кавказа флигель-адъютант князь Долгоруков (Николай Сергеевич), командир Кабардинского полка. Он командовал авангардом Ахалтекинского отряда. Рассказы его неутешительны. По всему видно, что генерал Ломакин потерял голову и пал духом. Князь Долгоруков думает, что возобновить экспедицию будет очень трудно, по причине недостатка верблюдов в самой стране.

Вчера ездил я с государем на ялтинский рейд, осматривать прибывшую сюда «поповку». Сам адмирал Попов показывал [все свои ухищрения] и демонстрировал свое детище. В особенности хитро устроены подъемные станки под орудиями (12-дюймовые), приводимые в движение паром. В техническом отношении превосходно; но в морском никто не верует в «поповки»; общее мнение громко порицает то, что заказанная в Англии новая императорская яхта строится с применением типа «поповок». Постройка эта будет стоить громадных денег; а к воссозданию флота нашего в Черном море и не думают приступать.

23 октября. Вторник. Возвратившись вчера вечером из Симеиза в Ливадию, узнал, что вчера же приехал из Константинополя посол наш князь Лобанов. Накануне отъезда он имел аудиенцию у султана, который высказывал ему свои неудовольствия на англичан под впечатлением новой угрозы Лейярда. Впрочем, по известиям из Лондона, тревога, возбужденная в Константинополе этой угрозою, успокаивается. Английское правительство объясняет, что английская эскадра получила приказание идти на зимовку в один из портов Малоазиатского берега вовсе без политической цели, а по заблаговременно принятому Адмиралтейством предположению. Но как же согласовать такое объяснение с угрозою Лейярда? Стало быть, посол, по собственному произволу, воспользовался случайным передвижением флота, чтобы запугать турецкое правительство?

Сегодня утром после моего военного доклада был доклад Гирса. Кроме мелких текущих дел речь шла опять о предстоящих соглашениях с Германией. [Сабуров уже вызывается ехать в Варцин к князю Бисмарку ^[62]; Гирс еле сдерживает прыть молодого кандидата на пост русского посла в Берлине.] Гирс прочел набросанные им мысли об основных пунктах, которые следовало бы постановить при предстоящих переговорах с Бисмарком, в особенности для достижения главной нашей цели – обеспечения неприкосновенности Дарданелл и Босфора. Я высказал мнение, что предполагаемые условия не дают никакой действительной гарантии против захвата проливов англичанами. Государь соглашается со мной; он желал бы, чтобы неприкосновенность проливов была признана общеевропейским договором. Ввиду возможности совершенного разложения Турецкой империи я наводил на мысль о коллективной оккупации проливов. Вопрос так сложен и труден, что нужно обдумать его не торопясь, пока можем еще спокойно обсуждать, до прибытия нашего государственного канцлера из-за границы. Гирс постоянно озабочен этим пугалом.

Погода вдруг переменилась; с утра и во весь день проливной дождь.

25 октября. Четверг. Вчера Гирс прочел государю составленную им дельную записку по поводу предстоящих переговоров Сабурова с князем Бисмарком, а вечером мы собрались втроем – Гирс, князь Лобанов и я, чтобы проектировать самые условия предполагаемого договора с Германией. Мы старались так формулировать взаимные обязательства, чтобы договор доставил нам действительное, насколько возможно, обеспечение на случай войны с Англией, в особенности относительно покушения последней на проливы. Я советовал князю Лобанову и Гирсу при докладе государю настоять на неотлагательном отправлении Сабурова в Варцин, дабы направить дело до приезда государя и князя Горчакова в Петербург.

Так и было сделано сегодня утром. После моего доклада государь пригласил нас троих вместе; проектированные нами 6 пунктов были прочитаны и одобрены. Затем решено не отлагать отправление Сабурова; но тут представился вопрос: как уладить дело в отношении Убри? Ведение переговоров в Варцине посторонним лицом, в то время как Убри оставался бы в бездействии в Берлине, было бы не только обидно для него лично, но и несовместно с достоинством посла. Притом Убри пользуется особым расположением государя. Придумали вызвать его сюда в Ливадию под видом личных с ним совещаний; здесь открыть ему предположенный план действий, а пока он будет в отсутствии из Берлина, отправить туда Сабурова с чрезвычайной миссией. [Так и сделали.] Сегодня же телеграфировано в Берлин и получен уже от Убри ответ.

К сожалению, князь Лобанов уезжает сегодня же в ночь обратно в Константинополь, с дозволением вслед за тем отправиться в отпуск. Я не мог не выразить ему, при прощании, крайнего сожаления, что в такую важную минуту пост русского посла в Константинополе остается вакантным. Интригам Лейярда оставляется свободное, бесспорное поле.

Из Бухареста получены известия о благоприятном результате работ технической комиссии на Дунае: всеми делегатами единогласно признан удобным для постройки моста пункт, указанный генералом Струве и Карышевым, в 26 верстах от Силистрии. Теперь предстоит уже путем дипломатической переписки решить самый вопрос о пограничной болгаро-румынской линии. Единственный предлог к проведению границы у самых ворот Силистрии теперь устранен формальным образом.

Со вчерашнего дня вдруг наступила холодная погода: вершины гор покрылись снегом и термометр сегодня вечером спустился до нуля.

31 октября. Среда. Еще в конце прошлой недели получено было известие об отправлении из Берлина сюда курьера с письмом от императора Вильгельма. Курьера этого мы ждали с нетерпением; он приехал в прошедшую ночь и привез собственноручное письмо германского императора с приложением меморандума, подписанного в Вене канцлерами германским и австро-венгерским. Меморандум этот, оказывается, не заключает в себе ничего прямо враждебного России, и если только не был заключен еще какой-либо секретный договор, то пресловутое свидание Бисмарка с Андраши, наделавшее столько шума в Европе, повело только к довольно невинному обмену мыслями о взаимной поддержке в видах охранения мира и приведения в исполнение условий Берлинского договора.

Государь потребовал к себе утром Гирса, графа Адлерберга и меня, чтобы вместе прочесть письмо императора Вильгельма. Оно написано в дружеском тоне и, по-видимому, с тою главною целью, чтоб оправдать политику Германии за последнее время в отношении Австрии и России. По словам императора Вильгельма, ему было крайне прискорбно узнать, что случайное совпадение свиданий императоров в Александрове и канцлеров в Вене было истолковано многими органами печати как признак двуличности германского правительства. Тем не менее император возвращается к прежним нелепым упрекам в наших будто бы враждебных действиях против Германии. Всё это, казалось, было уже достаточно разъяснено и опровергнуто в Александрове; однако же выходит, что император Вильгельм остается и доселе под влиянием коварных внушений Бисмарка. Государь вспомнил, что в 1866 году, перед Австро-прусской войной, князь Бисмарк точно так же уверил короля Вильгельма в том, что Австрия будто бы угрожает Пруссии войной, и, несмотря на все фактические опровержения этой неправдоподобной выдумки, король, нынешний император Германский, остался и до сих пор в убеждении, что война была вызвана Австрией.